Книга Сражение, страница 41 – Дональд Уэстлейк

— Думаю, что ты слушаешь и поэтому услышишь, что я говорю, потому что я хочу, чтобы знал, что с тобой будет, почему и кто это сделает.

Во сне болела спина, и он увидел, что вовсе не стоит, а лежит навзничь на чем-то твердом. Очень неприятный сон, а спина болит, и раздаются громкие звуки, и он подумал, не просыпаясь: “Мне снится такой сон, потому что я в безвыходном положении”.

— Меня зовут Лозини. Говорит ли тебе это о чем-нибудь?

Он открыл глаза, и в неясном рассеянном свете взглянул на потолок. Свет был очень тусклый, как будто на дне заполненного водой аквариума, и, когда повернул голову, увидел, что через закрывающие окно драпри проникает отличающийся разными оттенками слабый свет. На улице, должно быть, совсем рассвело.

— Имя Лозини должно говорить тебе что-то, потому что я правлю этим городом. Это мой город, а ты действуешь здесь, в моем городе, не договорившись со мной.

Паркер сел. Он был завернут в ткань, одежда висела на стульях и дверных ручках. Он сбросил драпри и встал. Спина и шея затекли, кости болели, мускулы отказывались работать.

— Но я здесь не за этим и не поэтому поймаю тебя, не поэтому дал моим людям приказ не убивать тебя, прежде чем не захвачу тебя сам.

Он подошел к окну, выходящему в центр парка, с трудом нагнулся, поднял уголок шторы и выглянул.

Перед фонтаном собралась толпа, пятнадцать или двадцать человек. Яркое холодное утреннее солнце отбрасывало длинные тени на снег. Люди походили на банду, ожидающую работы. Одеты в кожаные или матерчатые куртки, на некоторых охотничьи кепки, и лишь на немногих солнцезащитные очки, хотя белизна снега ослепляла. Согнутые руки держали в карманах. Стояли кругом и безучастно ждали. Никто никуда не торопился. Вроде бы и не желали никуда уходить. Просто группа парней, ожидающих работы.

Они смотрели на своего руководителя, коренастого седого человека в черном пальто, стоявшего перед ними спиной к нему, с мегафоном у рта. Около него находилось двое копов, оба в плотно облегающей форме, сапогах до колена, броских шапках, солнцезащитных очках. Ни дать ни взять военная охрана Муссолини. Они также глядели на старика, но менее безучастно, и ходили, шаркая, вокруг, оглядываясь, размахивая руками. Один из них, казалось, горел желанием поскорее начать полицейскую облаву. Неужели это с ним Паркер дрался прошлой ночью? Другой помоложе и потоньше: от него веяло тревогой, как будто ему не нравилось, что он стоит здесь под ослепляющим солнцем. Возможно, его вообще вовлекли против желания в этот заговор, Паркер посмотрел на него заинтересованно. Этот коп может пригодиться. Старик с мегафоном продолжал кричать:

— Я скажу, зачем ты мне нужен и почему будешь жалеть, что вообще ступил ногой в наш город. Потому что прошлой ночью ты убил человека, которого я любил как собственного сына. Прошлой ночью ты застрелил человека, который в тысячу раз лучше, чем ты есть или мог бы когда-либо стать. Я отомщу за него и заставлю тебя дорого заплатить. Если в твоем револьвере остались патроны, то самое лучшее для тебя — пустить одну пулю себе в голову, потому что эта быстрая смерть будет намного легче той, которую я тебе приготовил. Я обещаю.

Старик замолчал, опустил мегафон и отдал его одному из копов, тому, худому и беспокойному. Полицейский держал его обеими руками, словно неопытный отец — новорожденного. Явно не знал, что с ним делать, просто стоял и смотрел на мегафон в своих руках, пока старик шел, окруженный помощниками. Так футбольный тренер идет со своей командой перед началом игры и дает указания. Паркер видел, как старик жестикулирует, поднимает глаза и указывает то туда, то сюда, то снова вперяет их на безучастно слушающих, время от времени кивающих людей.