Книга Хозяйка магического ломбарда, или не злите ведьму!, страница 92 – Римма Кульгильдина

– Я не хотела подслушивать, но всё же услышала. Про три года. Скажи, ты собираешься здесь прожить три года, а потом уехать?

– Есть такой план, – невнятно ответила я, дожёвывая.

Лариса Геннадьевна сидела за столом, рисуя пальцем замысловатые узоры. Второй рукой подпирала голову и на меня уже не смотрела.

– Что такое, Лариса Геннадьевна? – спросила я, сделав осторожный глоток чая и отставив чашку.

– Знаешь, Фирин, Витя ведь мне как сын родной. На моих глазах вырос. Родителей похоронил, – она так и не смотрела в глаза, и сердце моё предательски сжалось.

– К чему вы клоните? – получилось резко, соседка коротко взглянула на меня и снова уткнулась взглядом в столешницу.

– Я знаю, что не в праве этого говорить. Да и Витя отругает, если узнает. Но я хочу попросить, – Лариса Геннадьевна села прямо и сцепила пальцы в замок. – Фирин, если ты ничего не чувствуешь к Витеньке, если у тебя нет относительно него серьёзных намерений… Оставь мальчика. Не мучая его ещё одним болезненным разрывом в будущем.

Да что это такое! Попили спокойно чай. Я схватила свою чашку и сделала глоток обжигающего напитка. Закашлялась, расплескав чай по столу. Лариса Геннадьевна вскочила и, схватив свою салфетку, принялась собирать лужу приговаривая:

– Извини, извини, Фирин. Не надо мне вмешиваться. Вот ведь незадача-то какая.

– Подождите, – я схватила её за руку, останавливая. – Что значит: нет серьёзных намерений? Это, скорее, у него нет намерений по отношению ко мне.

– Ну что ты, – Лариса Геннадьевна накрыла ладонью мою руку. – Так сильно, как тебя, он не любил ещё никого.

– Да откуда вы знаете, – с досадой сказала я, выдернув руку из-под её ладони.

– Отсюда, – просто сказала Лариса Геннадьевна, приложив обе руки к груди.

Она повесила свою салфетку, которой вытирала стол, на бортик раковины и села за стол.

– Но… мужчины… зачастую в проявлении чувств они такие трусы. Им проще быка завалить и в дом притащить, чем сказать: я тебя люблю. А Витя… зная, что через три года ты уедешь… Не будет он ничего говорить, чтобы не повлиять на твоё решение.

– Вот дурак, – в сердцах воскликнула я.

Я встала из-за стола. Перевесила мокрую салфетку. Передвинула чайник. Повернулась к гостье и прислонилась к кухонному шкафчику. Скрестила на груди руки и покачала головой.

«Ну как же так?» – подумала и бросила взгляд в сторону окна.

 На улице было темно. Луна, фонари, подсвеченная трасса, уходящая вдаль причудливыми изгибами. Я снова покачала головой.

– Как же так? – сказала вслух и посмотрела на соседку.

Та сидела нахохлившись, словно маленькая птичка на морозе, и продолжала рисовать пальцем замысловатые узоры. Услышав мой вопрос, она подняла голову и вопросительно приподняла брови.

– Как же так? – повторила я и закусила губу. – Почему он…

Я разомкнула руки и прижала ладони к щекам. В уголках глаз стали скапливаться жгучие слёзы. Запрокинула голову и часто заморгала, но предательница-слеза все же скатилась по щеке.

– Так нечестно. И очень обидно, – с трудом проговорила я, сдерживаясь из последних сил.

– Что нечестно? – осторожно спросила Лариса Геннадьевна.

– Я… специально приехала к нему… Сюда… У меня был выбор. Я могла отправиться в другой ми… в другое место, но приехала сюда. Не потому, что мне нравится здесь жить. А к нему! – под конец фразы я уже кричала.