Книга Особенные. Элька-4, страница 25 – Ольга Ильина

Они меня достали просто, извели душу, и я подумала: «Гляну одним глазком, ведь ничего же не случится. Он не заметит, а мне легче станет, что живой, что в порядке.»

«А вдруг он сейчас с ней?» — пришла в голову непрошеная мысль. Ночь на дворе. «Ну, и пусть, пусть с ней» — тихо прошептало сердце, вечно воюющее с моим разумом, гордостью и бог знает, чем еще.

Я увижу и забуду, увижу и смирюсь, и пусть подушку буду обливать слезами, но ведь потом, все потом…

Зеркальце не подвело, я только шепнула имя, как отражение пошло рябью, а я пожалела только об одном, что зеркальце слишком маленькое. Было бы как у злой королевы из Белоснежки во всю стену, не пришлось бы вглядываться так пристально, чтобы не пропустить ни одной детали.

Он был один, в незнакомой мне комнате, уставший, сгорбленный, одинокий. Как бы мне хотелось верить, что это я причина его беспокойства. Как бы хотелось. Мне показалось, что он ждет кого-то или чего-то. Встал, заходил по комнате, нахмурился, словно почувствовал мой взгляд, но нет, это чужое приближение его насторожило. В комнату кто-то вошел, а вот голос выдал говорившего — Игнат:

— Все с ней в порядке, успокойся уже.

Теперь была моя очередь хмуриться. Что опять случилось с этой недобитой мной вампиршей? Знаю, нельзя так говорить, но, блин., он из-за нее беспокоиться, из-за нее, а не из-за меня.

— Не понимаю, почему ты сам не пошел и не проверил?

— Да сколько тебе повторять, что я не могу? — неожиданно для нас с Игнатом взорвался Диреев. Реально взорвался. Никогда его таким не видела. Вот злым да — это было, но здесь что-то другое, отчаяние какое-то. — Я сделал все, чтобы обезопасить ее, но этого мало. Всего этого мало, понимаешь?

— Думаешь, тот каратель, что Венеру ранил.

— Он из ордена. Из нашего ордена.

— Это невозможно, — резко сказал Игнат. — Никто из нас не может ничего сделать без ведома Мастера. Это табу, запрет. Не мне тебе объяснять.

В ответ Диреев лишь сжал зубы, так сильно, что на лице заходили желваки. Игнат не видел, а я вдруг поняла. Игнат прав, как говорил Рейнер, нельзя ослушаться воли Мастера, если только ты не любишь, или если Мастер сам лично не отдал приказ.

Я вздрогнула, но не от этой мысли, а от того, что Диреев резко вскинул голову и посмотрел прямо на меня, прямо через зеркало, так, словно видел насквозь. Испугавшись, я так неудачно смахнула зеркальце на пол, что оно разбилось.

— О, нет, — сокрушенно воскликнула я. Это было самое большое зеркальце, и оно мне понравилось. Как же теперь быть?

А вдруг он меня увидел? Почувствовал как-то. Боже, какой стыд. Нет, меньше всего мне хотелось бы, чтобы он меня поймал за подглядыванием, решит еще, что я как та приставучая бывшая из фильма с Глен Клоуз. Жуть. Все. Никаких больше душевных терзаний, хватит с меня. Если припрет, уж лучше я буду рыдать в подушку, чем снова пережить такое. Все! Выкидываем свои чувства на помойку, как это глупое зеркало и думаем об учебе, или о Крысе. И куда хвостатый запропастился, когда так нужен? Если бы он был здесь, я не решилась бы подглядывать. Чертов Крыс, все из-за тебя. Вот только попадись мне, все выскажу.

Меня разбудило чужое прикосновение. Думала Крыс, но это. Ой, мама! Рука, чужая, холодная рука. И эта наглая рука сейчас очень вовремя закрыла мне рот, а я даже пискнуть не успела. В голове пронеслись галопом стайки мыслей, одна хуже другой: «Кто это? Враг? Точно враг. Маньяк? Снасильничать хочет? Или еще что похуже? Каратели, мои убийцы решили меня добить? Или это J. активизировался?»