Книга Призраки прошлого, страница 158 – Ольга Ильина

— Не плачь, прошу. Я сделал больно? — замер он. Больно? Разве его проникновение — это боль? Вот то, что внутри — это да, это боль, настоящая страшная и беспросветная, от которой нет спасения. Только я. И даже со мной оставался изрядный кусок боли, который я не в силах была отодрать. Там жил страх, там жила слабость, проигранная война, и море вины, которую он непременно почувствует потом. Не сдержался, не смог, не устоял. Ведь столько лет боролся, и не смог, но его внутренний зверь сейчас ликовал, ведь он получил свою законную добычу, свою маленькую, любимую и такую желанную девочку, он получил свою Клем, и все случилось именно так, как он себе представлял и даже лучше.

* * *

— У-у-у. Так и знала, что ты закроешься.

— Прости меня, — в глубоком раскаянии выдало мое чудо чудное.

— А давай ты себя потом поедом поешь, а сейчас поешь меня. Тьфу, пошлятина получилась.

Зато Инар рассмеялся. Никогда его таким счастливым и несчастным одновременно не видела. И не слышала. У него в мозгах теперь черти что творится, а с этой связью и этим… тем самым… в общем, в моей голове стали возникать нежданно-негаданно его мысли. Приятные и не очень. Много обо мне, еще больше о том, какой он подонок, опять обо мне, и о том, что я сладкая, и напоминаю гиганстское мороженное.

— Что? Какое еще мороженое?

— А? Что? Причем здесь мороженное?

— Ты думаешь, что я мороженое.

На этой фразе он застыл. Долго памятник самому себе изображал, а потом разочарованно откинулся вместе со мной на спину многострадального дракона и прижался лбом к моему лбу.

«Почему ты меня слышишь, а я тебя нет?»

— А ты хотел? — распахнула я глаза.

«Безумно».

— Зачем?

— Чтобы знать, все о тебе, — с трудом проговорил он, тщательно подбирая слова, а вот мысли сказали другое:

«Чтобы знать, контролировать, любить, и чувствовать, что любишь, что не уйдешь, что нет в мыслях другого, других, жениха этого, парнасца, Эвена…»

— Эй! А Эвен то здесь причем?

— Я все еще помню тебя и полотенце.

— Тьфу. Я люблю тебя, дурак.

«Раньше не любила».

— Ну да, конечно. Между прочим, ты вот не знаешь, а когда-то мастер Крейм нас с Тей опоил приворотным зельем. И я целую оду накатала, о темных мерцающих глазах в которых живет пожар, о волосах, и губах, об украденном поцелуе что-то было и почему-то о цветах, непременно полевых и редких, которые ты мне под окна приносишь, а еще о серенадах. Вот.

— Романтично.

— Ага. Я ее сожгла, чтобы не позориться. А потом случилось это… с Флеморами и…

— Я их убью. Собственными руками.

— Не надо руками. Они у тебя чудесные. И ты меня ими любишь. Не надо их марать, ни о кого.

— Люблю руками? — выгнул он бровь.

— И руками, — согласилась я, целуя его руки, — и губами, — продолжила, целуя губы, и этим самым. Не, целовать это самое я не стала, не настолько еще распущенная. Может, когда-нибудь, когда постарше стану, опыта там поднаберусь всякого. Если что, Инар просветит, как там надо целовать, и куда.

— О чем задумалась, котенок?

— Об этом самом, — тут же рассекретилась я.

— О чем?

— Ну, об этом.

— Ах, об этом? И что ты об ЭТОМ думала?

— Целовать это или не целовать.

— Что?

— Ты что глухой? Целовать, говорю, или не целовать?

— Прямо сейчас?

— Нет, через год, — разобиделась я. — Ты же меня там целовал.

— Так, понятно, — констатировал мой искуситель, соблазнитель и развратитель, вот! Прижал меня к себе, всю прямо голую, к нему голому, спиной. И ЭТО опять восстало. Тьфу, опять пошлость. Нет, но ведь правда восстало.