Книга Не твой герой, страница 134 – Сим Симович

Мэй смеялась от души, иногда комментируя происходящее на экране:

– Смотри, как он на неё смотрит! Вот так должен мужчина на женщину смотреть – как на чудо.

– А разве не все так смотрят? – спросил я.

– Ох, дорогой, если бы... – вздохнула она. – Многие мужчины разучились видеть в женщинах красоту. А итальянцы... у них это в крови.

После "Синьора Робинзона" мы сделали перерыв. Мэй приготовила горячий шоколад с зефирками, а я нарезал яблоки и достал из холодильника виноград. На улице уже заметно похолодало, и теплая атмосфера дома казалась особенно уютной.

– А теперь "Укрощение строптивого", – объявила Мэй, вставляя новую кассету.

Этот фильм был еще лучше первого. Челентано в роли грубоватого, но обаятельного фермера, который должен "укротить" избалованную городскую штучку в исполнении Орнеллы Мути. Классический сюжет, но поданный с таким итальянским темпераментом и юмором, что невозможно было оторваться.

– Видишь, как он с ней обращается? – говорила Мэй во время особенно смешных сцен. – Строго, но с любовью. Знает, что под этой капризностью скрывается настоящая женщина.

– А она понимает это?

– Конечно понимает! Женщины всегда понимают, когда мужчина их по-настоящему любит. Даже если делают вид, что не понимают.

К середине второго фильма за окнами начало темнеть. Октябрьские дни были короткими, и уже в четыре часа приходилось включать свет. Мэй встала, зажгла несколько ламп, создав в гостиной мягкое, интимное освещение.

– Хочешь ужинать или продолжим марафон? – спросила она.

– Давайте продолжим, – предложил я. – А поужинаем позже.

Третьим фильмом стали "Бархатные ручки" – комедия о неудачливом воришке, который влюбляется в девушку из богатой семьи. Челентано здесь был особенно обаятелен, а его партнерша – Элеонора Джорджи – создавала трогательный образ девушки, разрывающейся между долгом и чувствами.

– Бен всегда говорил, что этот фильм – о том, как любовь меняет людей, – шепотом сказала Мэй во время особенно лирической сцены. – Смотри, как он изменился ради неё. Стал лучше, добрее...

– А она изменилась?

– Конечно. Научилась видеть не статус и деньги, а душу человека.

Мы досмотрели фильм в полном молчании, погружаясь в атмосферу итальянской романтики. Когда закончились финальные титры, было уже почти семь вечера.

– Последний? – спросил я, показывая на оставшуюся кассету.

– "Блеф" с Адриано Челентано, – прочитала Мэй название. – Конечно, давайте закончим на высокой ноте.

Четвертый фильм оказался самым динамичным – криминальная комедия о мошеннике, который пытается провернуть сложную аферу, но постоянно попадает в курьезные ситуации. Челентано здесь демонстрировал не только актерский талант, но и великолепную физическую подготовку.

– Он же сам выполняет все трюки, – восхищалась Мэй. – Никаких дублеров!

– Настоящий мужчина, – согласился я.

– Именно! В те времена актеры были настоящими. Не то что сейчас – одни красавчики без таланта.

К концу последнего фильма мы оба изрядно проголодались. Мэй отправилась на кухню готовить поздний ужин, а я убрал видеокассеты и привел гостиную в порядок.

За ужином мы обсуждали просмотренные фильмы. Мэй рассказывала, как они с дядей Беном открыли для себя итальянское кино, как собирали коллекцию кассет, как спорили о любимых актерах.

– Знаешь, Питер, – сказала она, когда мы заканчивали есть, – сегодня был один из лучших дней за последние годы. Спасибо тебе.