Книга Дурак умер, да здравствует дурак, страница 59 – Дональд Уэстлейк

— Вы чертовски правы! Я заикаюсь! Что это за… Я приду в шесть часов, а вы скажете: нет-нет, цена поднялась, вторая сторона предлагает столько-то и столько-то, стало быть, вам придется заплатить столько-то и столько-то.

— Возможно, — рассудительно сказал он, признавая разумность моего довода. — Вот что мы сделаем: ограничим торг двумя ставками. Вы играете в пинокль?

— В пинокль? — переспросил я.

— Две ставки при торге. Это как в пинокле.

У меня ум зашел за разум.

— Да какое мне дело? — взорвался я. — Пинокль? При чем тут пинокль? Сначала вы говорите, что имеете сведения на продажу, потом вам надо совещаться с другой стороной. Господи, то две ставки при торге, то какой-то пинокль! Может, вы вовсе ничего не знаете! Как вам такая мысль? Может, у вас пять тузов в колоде! Каково, а? Это как в очко: ни черта у вас нет, и вы просто блефуете, — я вскочил на ноги, подталкиваемый бессильной злостью. Не верю ни единому вашему слову. Вы не получите от меня и тысячи центов.

— Покер, — поправил он меня.

— Что?

— Это термин из покера. Он означает, что вы блефуете, делая вид, будто у вас пять карт одной масти, хотя на самом деле их всего четыре, — Рикович поднялся. — Мне блефовать не надо, у меня — флеш. Жду вас в шесть часов.

— Я знал, — сказал я, наставляя на Гаса Риковича палец. — Я знал, что это из покера. Вот как вы меня расстроили.

— Уж простите, приятель, — ответил он. — Когда вернетесь нынче вечером, постараюсь не добавлять вам огорчений.

Очко — это такая игра, в которой вам сдают две карты рубашками кверху, а остальные, если они вам нужны, — наоборот, в открытую. Цель игры состоит в том, чтобы подобраться как можно ближе к двадцати одному очко («картинки» идут по десять), но ни в коем случае не набрать больше этого числа. Если в конце кона вы оказываетесь ближе к двадцати одному очко, чем банкомет, стало быть, выигрыш ваш.

Покер — это такая игра, в которой вам сдают пять карт. Если среди них попадаются две парные — это хорошо. Четыре — еще лучше, а три карты одной масти — и подавно. А еще есть стриты, флеши, стрит-флеши, аншлаги и четыре в масть.

Я просто хочу сказать, что все это мне известно. Я не знаю, почему говорил, что «блефовать» — это термин из очко. В очко только один термин «очко».

Как бы там ни было, когда я на нетвердых ногах выбрался из квартиры Гаса Риковича, то немедленно взял такси и поехал на север, в банк, чтобы во второй раз на дню снять деньги со счета.

Сидя в медленно пробиравшейся сквозь вечные нью-йоркские заторы машине, я размышлял, не надувают ли меня в миллионный раз. Действительно ли Гас Рикович знает, кто убил дядюшку Мэтта? И, если знает, скажет ли? А если знает и скажет, будет ли мне в этом какой-нибудь прок?

В книжках про частных сыщиков, которых я начитался вдосталь, все герои покупают сведения, и сведения эти непременно оказываются стопроцентно точными. Бог знает, почему никто никогда не сбагривает частным сыщикам туфту. Но я — не частный сыщик, и вполне возможно, что именно сейчас Гас Рикович готовит три большущих короба без крышек, чтобы нагрузить их враками.

И я куплю эти враки. Я знал это не хуже, чем Рикович. Я понятия не имел, каким еще способом смогу что-либо выяснить. И, если уж бросать деньги на ветер, то хотя бы попытавшись сначала установить, откуда он дует.