Книга Мутные воды Китежа, страница 90 – Дана Канра

— Я…

Осознание пришло не сразу, только когда взгляд ненароком упал на собственное тело, закрывающее безжизненное тело Альвиана. И Роман беззвучно закричал, упав на колени. Он никогда не впадал в такое жестокое отчаяние, будучи живым, он вообще не знал, что это за чувство.

— Полно тебе, — сердито сказала Мара, словно обращаясь к непослушному ребенку. — Чай не человек какой плаксивый. Пошли в Навь, кому сказала.

Не дождавшись ответа, она подала ему руку, обняла за плечи и повлекла навстречу горизонту, пока они не растворились в прохладном воздухе. Еще одна молодая жизнь оборвалась резко и напрасно, и уплывающая душа мучилась от тоски и сомнений.

— Что за глупость! — рычал в пустоту Роман. — Как мы могли так легко умереть?!

— Это тебе нужно узнать у своих друзей, — деликатно ответила богиня.

— Что будет дальше?

— Я не провидица.

— Ты лучше. Богиня…

— А ты — прохиндей. Ладно, скажу. Смотрела недавно на яблочко, что на блюдечке. Видела, как одна кудрявая девица бьет ножом в спину другую кудрявую девчонку.

Роман промолчал. Оплакивая их с братом жизни, незачем заранее делать траур по Владлене Лавровой. Это ведь Лира нападет. Темная ведьма без зазрения совести ударит в спину Светлую, подобное уже было, но когда преступление совершится?

Мысли не покидали его ни на минуту — хотя здесь течения времени уже нет. В Нави слишком серо, тихо, пусто, мрачно. Он плыл следом за Марой по прохладному посмертию, вглядываясь в каждый призрачный силуэт, в каждую темную сущность. Альвиана нигде не было, а богиня смерти продолжала упорно молчать.

— Где мой брат, о Мара? — наконец-то устало сорвалось с уст.

— Он ни жив и ни мертв, — последовал удивленный ответ. — Смертные называют это состояние «кома». Странный, конечно, у них язык. Но это не главное.

— Да ну?! — воскликнул Роман со злым сарказмом. — И что тогда главнее?!

— Не груби мне, — ровно сказала богиня и остановилась посреди своих холодных владений. — Ты не будешь просто так слоняться по Нави. В последнее время умершие совсем распустились… Так что отправляю тебя в Чернослов, школу для малолетних чародеев, которые преступили закон.

— Мне за двадцать лет, о Мара.

— И ты решил, что удивишь меня этим. Но шутки неуместны, Роман Рейт, — яркие глаза богини смерти опасно потемнели. — Ты станешь учителем в Чернослове. И я очень, очень, — ах, это ядовитое ударение на последнем слове, — надеюсь, что благодаря твоим стараниям эти чародеи исправятся.

— Что я получу взамен? — не преминул вопросить Роман.

Мара страшно оскалилась мелкими острыми зубами, словно была не богиней, а опаснейшим из славянских чудищ.

— Бытие, мой дорогой, — ответила она.

И потрепала его по щеке.

Позже, когда Романа Рейта вели в Чернослов ее прислужницы, окружив плотным полукольцом, он никак не мог забыть это ледяное неприятное прикосновение.

Странно, что мертвая душа смогла ощутить смрадную прохладу.

И жаль, что размышления над этим не доведут до добра, ни приблизят к цели.

Мало кто в обреченной чародейской Руси верил в победу магов над инквизиторами.

Четыре ведьмы — беженки из российского Китежа в чешский замок Гоуска — сначала посчитали услышанное злой и неуместной шуткой. И все, как одна, молча воззрились на черную крикливую птицу, принесшую письмо. Ворон не был говорящим, но оказался очень умным. Его раздражали задиристые коты и растерявшиеся девушки.