Книга Проклятая деревня, страница 94 – Леся Громовая

— Смотри казак, смотри как твоя ведьма горит! — захохотал старик.

Подул ветерок, и огонь начал разгораться еще быстрее. Довольно быстро он перекинулся на поленья, которые лежали рядом с ногами Надьи.

Она закричала, от жара, что коснулся ее босых ног.

Слезы катились градом по ее лицу, а ненависть жгла горячее цыганское сердце, что хотело жить. Она ведь не хотела мстить. Она хотела все забыть, и отпустить от себя, как страшное воспоминание, но эти люди…

Тут девушка увидела в толпе знакомое лицо.

Бабка Глаша.

Она смотрела на девушку и ждала. Она ждала, когда будут сказаны те слова, которые всю ночь Надья старательно запоминала и переписывала в свою тетрадь.

Огонь начал жечь кожу, и тут девушка, зарычала не своим голосом.

— Я принимаю эту силу! Во благо, во зло, в веру и неверие! Принимаю, как приняли мое рождение четыре стихии! Принимаю во служение богам моим!

— Убейте Ее!!! — закричал старик, понимая, что грядет что-то страшное.

— Я принимаю зло, что будет идти со мной рукой об руку, и добро, которое буду творить дабы излечить свою душу грешную! Я принимаю свою суть. Я принимаю силу!

Когда она сказала последнее слово небо раскололось надвое.

Яркая молния разделила небеса, осветив всю деревню.

Народ, который собрался поглазеть на это самоуправство, мгновенно присел на колени и начал молится.

Старик, который во все глаза смотрел на небо, вдруг опустил глаза на Надью, увидел, как девушка спокойно сошла с груды дров, и встала вне костра, который разгулявшись благодаря ветру перекинулся на крыши близстоящих домов.

— Это невозможно! Она сама дьявол!!! — закричал он, и побежал со всех ног с этой площади.

— Нет. Я простая девушка, у которой забрали все. — сказала тихо Надья. — А теперь я заберу у вас.

— Надья, не надо!!! — воскликнул, сбросивший с себя трех мужиков, Михайло и кинулся к девушке, но натолкнулся на невидимую стену. — Надья, не надо! Не губи свою душу!!!

— Они и так ее уже погубили. — спокойно сказала девушка.

Надья достала из кармана юбки пузырек с настоем трав, благодаря небеса за, что местные не догадались проверить их. Она махом влила в горло горькое питье, и воздев руки к небесам, начала бормотать.

— Шел дождь по полю, по лесу, по тропинке-дорожке. Обходил лишь проклятые поля, леса, тропинки-дорожки. Жгло солнце, палило, сжигало, убивало. Людей на один круг жизни, судьбы забирало! Будут мои слова вовек крепки, проклятье мое на четыре стороны света разлетится, к людям этим прикрепится, на костях отпечатается! Да будет так!

Небо снова разделилось, и цыганка без чувств упала на горячую от огня землю.

— Эй, очнись! — сквозь шум в ушах это было первое, что я услышала, а потом мне плеснули в лицо ледяной водой.

— Она пришла в себя. — довольно сказал кто-то другой.

Голова болела, но я, пересилив себя, открыла глаза и уставилась прямо на Ивана, который даже моргнул от неожиданности.

— Надя. — робко сказал он.

— Уйди с глаз моих Иван. — сказала я не своим голосом, и в душе что-то шевельнулось.

То, что я увидела сейчас, пока была без сознания, словно открыло мне глаза. И если я осуждала до этого момента цыганку, то сейчас я была полностью с ней солидарна. Если бы со мной так поступали, я бы не то, что прокляла их, я бы там всем задницы надрала до мяса.

После этих воспоминаний Надьи было какое-то непонятное чувство, словно состояние дежавю. Хотя это было не состояние дежавю, это было состояние подобное занозе, вытащенной из пальца. Словно она мешала тебе очень долго, а потом ты ее вытаскиваешь и облегчение. То же самое и с памятью.