Книга Игра, страница 233 – Карина Халле

— Угу. Я понимаю. Знаешь, есть кое-что обо мне, чего я никогда тебе не рассказывал.

Она замирает рядом, в ожидании моего признания. Я стискиваю зубы.

— Когда я решил завязать, когда решил вернуться к Джессике и Дональду и умолять их о прощении, это был не постепенный выбор. Это было спешное решение. У меня был друг, Чарли. Наркоман, такой же, как и я. Все его плохие ошибки были связаны с зависимостью. Если отбросить это, он был добрым, обаятельным молодым человеком. Безумно забавным. И он был преданным, хотя его преданность, прежде всего, всегда распространялась на наркотики. — Я облизываю губы и понимаю, что история не разрывает на части, как я думал, будет. Боль, стыд и чувство вины от сделанного уходят на второй план. — Чарли очень хотел достать героин. Я никогда не пробовал, хотя Бригс и несколько других людей думают иначе, но я никогда не пробовал его. Не то чтобы это делало меня особенным, метамфетамин такая же гадость, может даже больше. Но я не принимал героин и когда Чарли захотел прыгнуть так высоко, я отказался помогать ему. Не хотел быть частью этого.

Я прерываюсь и смотрю вниз. Она слушает с широко раскрытыми глазами. Я продолжаю:

— Но потом я увидел, как он укололся, и увидел, каким счастливым он тогда был, а когда он вернулся, это не было похоже на мет. Казалось, это что-то безвредное. Я говорил себе много лжи. Так что когда через пару дней он захотел ещё, я сказал, что достану для него наркотик. Мы уже помогали друг другу вот так и теперь, ну, теперь я верил, что действительно помогаю Чарли. Так что я пошёл к кое-каким людям которых знал, неправильным людям, но у них был наркотик и я взял его для Чарли...используя деньги которые заработал попрошайничая на улице. Это было лучше, чем потратить их на еду. Знаешь, мы чертовски редко ели. Мы могли, но просто это не казалось важным. Была только одна важная вещь. Гребаный кайф. Так что я пошёл обратно к Чарли, дал ему дозу. Он укололся на моих глазах. Но...не знаю что пошло не так. Может быть, он взял слишком много, может быть наркотики были плохими, может его тело не могло принято больше. Проблема была в том, что я был под кайфом от мета, и понятия не имел что происходит. Он умер прямо на моих глазах.

— Нет, — задыхаясь, шепчет она. — Лаклан...

— Ага, — говорю я, упиваясь тем, насколько сильнее чувствую себя, признавшись ей. — Он умер, и я наблюдал, как он умирает у меня на глазах. Моих и моей бродячей собаки. Мы смотрели, как он умирает, и я не мог сделать ничего, чтобы помочь ему. Я не мог помочь даже себе. Я просто сидел рядом с ним, раскачиваясь взад-вперёд, пока мой кайф не исчез. Затем встал и побежал. Я просто убежал. Я не помню следующие несколько дней, хотя работаю над этим с психологом, но я знал, что сделал выбор спасти свою собственную жизнь. Я помню, как постучал в дверь Джессики и Дональда и все после этого. Это был день, когда я осознал, что мне дана лишь одна жизнь и вот тогда я родился заново.

Она тяжело дышит рядом со мной, и тьма подкрадывается ближе. Но я не чувствую страха из-за того, что рассказал ей. Правда освободила меня.

— Почему ты рассказал мне? — наконец говорит она, голос едва слышен.

— Потому что я знаю, что такое чувство вины. И знаю, что такое смерть. И я наконец-то осознал, что никогда не следует связывать одно с другим. Или это, нахрен, разрушит тебя. — Я целую ее в макушку. — Я знаю, тебе долго будет больно, и ты собираешься ненавидеть себя, но, пожалуйста. Ничто из этого не твоя вина. Не позволяй чувству вины говорить обратное. Скорби по маме всем сердцем, но никогда не отравляй это чувство виной и стыдом. Для них там нет места. Отпусти все это.