Книга Лощина, страница 6 – Карина Халле

Он втягивает меня внутрь. На мгновение становится совсем темно, пока мои глаза не привыкают. В крыше несколько дыр, как зияющие раны, из которых видно ночное небо, просачивается лунный свет, освещая старые тюки сена и ржавые инструменты, сваленные в кучу по углам. Запах сена возвращает меня к тому времени, когда я помогала вытаптывать его вместе с папой, и слезы наворачиваются в уголках глаз. Я удивленно смахиваю их. Каким подлым может быть горе.

Бром подводит меня к лестнице на сеновал.

— Думаешь, она удержит меня? — спрашивает он через плечо, отпуская мою руку и кладя обе свои по бокам лестницы, один ботинок слегка подпрыгивает на нижней ступеньке, проверяя ее.

— В последний раз, когда мы залазили наверх, оба были вдвое меньше, — замечаю я. Бром рос коренастым парнем, а теперь, когда ему исполнилось восемнадцать, стал высоким и широкоплечим, с мускулами, которых раньше не было, отчего ему тогда дали прозвище Бром Бонс². Я изо всех сил пыталась не замечать этих мужественных перемен в нем, но, возможно, недостаточно старалась.

— Я пойду первым, — говорит он, удовлетворенный состоянием лестницы, и медленно поднимается наверх. Дерево стонет под его весом, но не ломается.

Он добирается до верха, затем оборачивается и протягивает руку, подзывая меня.

— Давай, Нарци, — говорит он, используя прозвище, которое дал мне в детстве. От слова «нарцисс».

Я делаю глубокий вдох и следую за ним. Халат длинный, и мне приходится сжимать его в руке, а подошва тапочек сгибается на перекладинах, но мне удается карабкаться точно так же, как делала это давно.

Он хватает меня за руку и тянет остаток пути, пока разбросанное сено не впивается мне в колени, и я не сажусь. Окидываю чердак беглым взглядом. Дыра в крыше над нами большая, луна освещает то, что мы привыкли называть нашим тайным местом встреч: тюки, на которых мы обычно сидели, ящик из-под яблок, заваленный книгами по лепке, потрескавшийся чайный сервиз, в котором, вероятно, обитают ползучие твари. Где-то в этих руинах нашего детства хранится колода карт таро, сохранившаяся с тех времен, когда я практиковалась на Броме. Именно это обещание я нарушила. Я не показываю свою скудную магию ни маме, ни кому-либо еще в городе, но показала Брому. Ничего не могу от него утаить, хотя часто кажется, что он скрывает от меня все.

Несколько мгновений мы сидим в тишине, оба оглядываемся по сторонам и впитываем все это в себя. Такое чувство, что наше прошлое и настоящее слились воедино, но будущее еще более туманно, чем раньше.

— О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю я его через пару минут. Где-то в глубине амбара внизу я слышу шелест крыльев.

Он молчит. Знаю, что он услышал меня, поэтому просто позволяю ему подождать и принять решение.

Наконец, он говорит:

— Я совершил плохой поступок.

Его голос такой низкий и напряженный, едва слышен, но это не останавливает мой учащенный пульс.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. Даже при лунном свете его лицо остается в тени, и его трудно прочесть.

— Не могу объяснить, — говорит он.

— Не можешь или не хочешь?

Тишина.

— Можешь рассказать мне все, что угодно, ты же знаешь, Бром, — говорю я ему. Хочу взять его за руку, но боюсь это сделать. Пока не узнаю, в чем дело. — Ты кого-то убил? — шепчу я.

Он бросает на меня острый взгляд, его густые брови выгибаются дугой.