Книга Порочные ангелы, страница 33 – Карина Халле

Мне нужен момент, чтобы вернуться в игру.

Они усаживают ее на стул и сразу же связывают ее руки за спинкой стула, а я наблюдаю за этим, пытаясь выровнять дыхание и вбирая в себя каждую ее частичку. Чем больше выводов о ее характере я смогу сделать, тем лучше. На ней надеты джинсовые обрезанные шорты, кроссовки и нет никаких украшений. Она вообще не выглядит как жена наркобарона. Она выглядит… нормально.

Нужно убедиться, что это не будет проблемой для меня.

Киваю Доктору, чтобы он начинал, и он подходит к камере, расположенной на штативе, направляя ее в сторону Луизы.

— Все готово? — спрашивает Эсте.

— Настройки закончены, — отвечает Доктор, подходя к Луизе и осматривая ее. — Она под наркотой?

— Не совсем, — отвечает Эсте, посылая мне нервный взгляд, который мне совсем не нравится. — Она довольно понятлива.

— Вы не заткнули ей рот?

— Нет, она вовремя заткнулась сама.

— Вам повезло, что она была там.

— Это точно, — говорит Доктор.

После этого все замолкают и смотрят на меня.

В ожидании.

Я глубоко вдыхаю через нос.

— Джентльмены, — объявляю я, медленно приближаясь к ней. — Снимите мешок. — Эсте наклоняется и быстро стягивает мешок с ее головы. Она сразу же отворачивает голову в сторону, зажмуривая глаза; не знаю, пытается ли она избежать моего взгляда или ей просто мешает яркий свет. Когда она поворачивается, на передний план попадает фиолетовый синяк, портящий ее прекрасную щеку. Любопытство и гнев зарождаются в моем желудке. — Кто это сделал? — спрашиваю я, протягивая руки к ее лицу, в то время как мои глаза устремляются к Франко. — Кто это сделал? — повторяю, и Луиза вздрагивает от моего прикосновения, возможно из-за боли, возможно — из-за отвращения. Она по-прежнему не смотрит на меня.

— Прошу прощения, — бормочет Франко, абсолютно не сожалея. — Это был единственный способ заставить ее вести себя тихо.

Втягиваю в себя воздух, стараясь поглубже закопать огонь, разгорающийся в моей груди. Этот мужчина просто жалкое подобие человека. Он выполняет свою работу, но часто пересекает границы, делая это. Он грязный, неряшливый ублюдок с глазками-бусинками, по которым понятно, что мозгов у него не больше, чем у курицы. Если Луиза будет страдать от боли — а она будет — то не от рук этого жестокого мужчины, в действиях которого нет ни изящества, ни уважения к насилию. Если она будет страдать, то только от моих рук. Она находится в моей, а не его власти.

Когда я, наконец, успокаиваюсь, и воздух начинает свободно проникать в мои легкие, то убираю руки от ее мягкой, опухшей щеки и наклоняюсь перед ее лицом. Я хочу, чтобы она увидела меня. Она все равно не сможет избегать этого вечно.

— Посмотри на меня, Луиза Рейес, — она не двигается и не открывает глаз. Ее грудь поднимается и опускается, но я удерживаю взгляд на ее лице. — Дорогая, тебе интересно знать, где ты находишься?

На какой-то момент, я начинаю интересоваться, ту ли девушку мне доставили. Сломлена ли уже эта женщина с синяком и болезненным выражением лица? Если это так, то она не представляет для меня интереса, а просто вызывает жалость.

— Меня зовут Луиза Чавес, — говорит она. Потом поднимает голову и распахивает глаза, впиваясь в меня взглядом. — И я знаю, кто вы. Вы — Хавьер Берналь.

Мне не о чем волноваться: она совсем не сломлена. В этих глубоких коричневых глазах горит сила.