Книга Обреченные судьбы, страница 121 – Вероника Дуглас

Ее спина выгнулась, и она ахнула.

— Срань господня!

Она обняла меня, прижавшись головой к моей груди. Я провел руками по ее телу, ошеломленный до невозможности. Она была целой. Не обгоревшей. Невредимой.

Меня охватила дрожь неверия.

Она чуть не сгорела заживо у пилонов, когда трансформировала стену. С тех пор ее обугленная кожа и молочно-белые глаза преследовали меня в снах каждую ночь.

Но сейчас?

Это было невозможно.

Она вырвалась из моих рук и отшатнулась назад, чтобы опереться на колени.

— Я с минуту думала, что умру там.

Смех в ее голосе словно щелкнул выключателем, и мое облегчение превратилось в адскую вспышку ярости.

— О чем ты думала?

Мой гнев обрушился на меня, но смех не покинул ее глаз.

— Я знала, что смогу это сделать!

Я сжал кулаки, когда мои руки затряслись, и тени моего гнева поднялись.

— Ты могла умереть!

Она схватила меня за руки, практически сияя.

— Тогда я бы умерла, зная, что моя пара свободна. Что он защитит свой народ и мой. Что в этом месте был один гребаный бог, которому было не наплевать.

— Твоя жизнь…

Она встряхнула меня.

— Ты свободен. Ты слышишь меня? Ты свободен.

Моя грудь сжалась, когда это слово вонзилось в меня, как лезвие копья. Свободен.

Это было почти так же, как если бы это слово было на иностранном языке, звучало без понимания или значения.

Свободен.

Я медленно повернулся, как будто впервые увидел лес вокруг. Мерцающий купол моей тюрьмы исчез. Ничто не стояло между мной и бескрайним небом или землями, которые я создал так давно.

Я попытался заговорить, но едва мог дышать.

Саманта взяла меня за руку и потянула вперед, ведя через то место, где когда-то был барьер.

Стена Луны была широкой, но разделительная линия была острой, как нож. С одной стороны, смерть: высохшие деревья и бурая трава, теперь скрытые под снегом. С другой — жизнь: крепкие ветви, яркие сосны, кусты и омела, все еще зеленые на фоне зимнего простора.

Я провел пальцами по стволу сосны, позволяя иголкам сгибаться и пружинить под моим прикосновением.

— Прошла тысяча лет с тех пор, как я ступал сюда в последний раз, — сказал я с удивлением.

Не было боли. Не было сокрушающего присутствия, отталкивающего меня назад. Только дикая природа, окружающая меня.

— Каково это? — тихо спросила она, веселье в ее голосе погасло.

Я закрыл глаза и потянулся к своему духу, ища ритмы земель, которые я давно забыл: пронизывающий холод заснеженных гор на севере и свирепые ветры, сотрясающие кедры на восточном берегу. Я чувствовал холодную воду, текущую под замерзшими реками холмистой местности, и слышал сердцебиение живых существ, спрятавшихся на зиму глубоко в своих берлогах.

Когда-то все это принадлежало мне, и теперь это снова мое.

Сила, к которой я не прикасался годами, пульсировала во мне. Ветры танцевали по моей команде, и снег спиралью взвивался в небо. Когда я вдыхал, деревья поднимали свои ветви, а когда я выдыхал, они склонялись передо мной.

Но ничто не было сильнее, чем благодарность, которую я испытывал к моей маленькой волчице. Ее вера в меня и ее сила освободили меня.

Я подошел ближе и обхватил ее щеку ладонью.

— Впервые за тысячу лет я чувствую себя целым, — я прижался лбом к ее лбу. — Я благодарен тебе больше всего на свете.

Приподнявшись на цыпочки, она схватила меня и поцеловала. Это была мягкая ласка, нежная и исполненная желания.