Книга Оборотни Аррет. Когда рушатся стены, страница 41 – Анастасия Максименко

И только безвольный шепот сорвался с губ:

— Мама…

И с этим тихим шепотом на меня будто обрушились монолитные стены и погребли под своими бетонными плитами. В голове болезненно зазвенело. Покачнулся, стиснул зубы и усилием воли остался стоять.

Когда снежную признали победительницей состязания, ее мгновенно окружили архпреймы, наперебой задавая вопросы, еще парочка архов разгоняли зевак. И ко мне подходили, пытались прогнать в учебный корпус, поскольку первая лекция уже началась, но я их игнорировал, неотрывно следя за женщиной. Моей собственной погибшей-воскресшей матерью. В голове гулял перекати-поле и искренний щенячий восторг напополам с множествами вопросов: как, почему, когда…

Архпреймы все продолжали и продолжали заваливать маму разговорами, я уже хотел вмешаться, но меня опередил архимагистр – директор университета. Что он говорил, я не слышал, могли в ухо крикнуть, но и этого бы я не услышал. Краем глаза заметил, как ушел Гелден, но все время своего шествия он то и дело оборачивался, с тревогой поглядывая на меня. Все-таки неплохой он арх.

Женщина направилась прямо ко мне, на моих губах расцвела улыбка, но она, равнодушно взглянув, бросила: «Автографы не раздаю, приемам не обучаю», и прошла мимо.

Обалдело вытаращился. Какого хрена это сейчас было?!

Внешне я оставался ошарашенным, но душа лила кровавые слезы и орала, надрываясь: мама… Узнай! Вернись!

Внезапно снежная резко остановилась, мотнула головой, будто почуяла крик маленького брошенного ребенка во мне, дернула плечами и медленно повернулась всем корпусом, ее льдисто-голубые с желтыми крапинками глаза потеплели, в них отразилось болезненное недоверие, губы дрогнули, едва слышно шепнув:

— Адриан?..

Все посторонние звуки стихли, погружая в некое подобие вакуума.

Мы стояли друг напротив друга, с обоюдным недоверием вглядываясь в родные и одновременно чужие для нас лица. Мне казалось, я сплю и вижу всего лишь слишком реалистичный сон, хрупкий, как снежинка или крылья бабочки. Но стоит моргнуть, вдохнуть глоток воздуха или пошевелиться, как он рассеется дымкой, обрушив мне на голову холодную реальность. Однако прекрасно знал: все происходит на самом деле, и собственная мать мне не мерещится.

Моя нерешительность вкупе с подозрительностью угнетала. От непривычной сумбурности мыслей тошнило. Что говорить? И где отец? Он тоже появится или?.. Нет, не думать, не давать себе надежду. Нужно ли подойти? Но я и так близко стою, хотя нет, недостаточно. А если оттолкнет?.. К черту все! Пусть. Пусть хоть ударит, главное ― почувствовать ее, собственную мать, живой.

Первым сделал короткий нетвердый шаг, затем еще один и рывком прижал к себе обманчиво худое тело, опустил ладонь на беловолосую макушку, не страшась попортить прическу, сверху придавил щекой, судорожно втягивая в легкие такой родной и в то же время позабытый запах.

— Сынок… — голос женщины дрогнул, она несмело обвила меня руками, легонько погладила лопатки, шумно вдохнула мой запах: — Это ты. Не могу поверить, что это не сон. Что ты здесь, что я могу тебя обнять… Но как же?.. Как же ты?..

В последний раз втянув носом воздух, нехотя отстранился, руки скользнули по плечам к прохладным ладоням и сжали.

— У меня к тебе тот же вопрос, мама, — твердым тоном произнес, вглядываясь в глаза родительницы. — У меня много вопросов. Думаю, самый главный ты и так знаешь. Прости, но мы с Рией давно вас с отцом похоронили.