Онлайн книга «Кроличья ферма попаданки»
|
— Всё, что осталось от вашего наследства. Без памяти-то вы совсем пропащая, делать-то что? Подыхать? На милости людской век не прожить! Это мне уже всё равно, своё отжила, а Полю-то пошто на муку обрекать? Она действительно рассердилась, а мне пока и ответить нечего. Осторожно вскрыла письмо и прочитала, не сразу получилось, от слабости строчки плывут перед глазами. «Дорогая Мария Ильинична, пишет вам скорбящая и терпящая страдания Алёна Павловна, ваша племянница. Дела мои настолько плачевны, что до следующего года не доживу, но более всего боюсь за судьбу моей дочери – Полины Назаровны Стрельцовой. Она ещё совсем малышка, но сегодня мне уже нечем её кормить, а способов заработать нет вовсе, ни единого. Проклятые кредиторы мужа издеваются, доводят до исступления абсурдными поборами, думают, что Назар Еремеевич знает о моём положении и решится вернуться, но он бросил нас. Умоляю, заберите мою дочь, если судьба сжалится надо мной, то я вернусь за ней, если нет, то я даже боюсь подумать о будущем. Уповаю только на то, что о нашем с вами родстве никто не знает и мою дочь у вас не найдут». Ниже адрес этой самой лачуги, где мы сейчас лежим с дочкой, среди серых грязных тряпок. Это форменный абсурд. Ни в каком здравом обществе вот так обращаться с невинными матерью и ребёнком нельзя, мало ли что сотворил подлец муж, тут либо всё сделано тайно, либо Алёна глупая, либо «друзья-кредиторы» мужа – преступники, каким законы не писаны. С одной стороны, надо бы уже паниковать, но с другой стороны, в душе вскипает то самое обострённое чувство справедливости, какое мне всегда очень мешает жить. Что это такое открывается? А я знаю, гештальт – какой я пока не закрою – не успокоюсь. — Рановато мне думать о возвращении, рановато. Надо бы тут порядки навести, уж у меня не забалуют! — внезапно я услышала свой «родной» голос, низкий, грудной – голос Аллы Васильевны Савиной, дамы солидной, серьёзной и страстно любящей порядок во всём… Этот голос, что вырвался на волю внезапно заставил старушку вздрогнуть и посмотреть на меня, как на говорящую скульптуру. До-о-о-олго посмотрела и внезапно перекрестилась: «Свят, свят, свят, итишь тебя, напугала, басом-то, точно умом с голодухи тронулась!» Показалось, что я уже отдохнула. В такой ситуации – дольше лежать, быстрее голодать, мужчина, конечно, умничка, уважаю таких ответственных, но старушка права, всю жизнь на подаяниях не прожить! Бодренько так вскакиваю на неокрепших ногах и плавно заваливаюсь. — Ладно, завтра начнём с подвигов, а сегодня, хоть бы платье сменить, есть у меня хоть что-то чистое? — и снова неуместные командные нотки, сама вздрогнула, неужели я так раньше разговаривала. — Это и было чистое, но вон в сундуке рубаха и юбка, сейчас подам, — всё ещё сторонясь и пугаясь моего нового голосины, старушка подала свежую одежду. Вполне сносную, деревенскую пару: юбку из плотной ткани и широкую рубаху с вышивкой на рукавах. Правда, сопроводительный комментарий меня вдруг озадачил. — Это моё похоронное, другого нет. Похоронное? Слово какое-то неприятно знакомое, застрявшее в горле удушающим комом. Что-то мне снова нехорошо. Боевой настрой крошится, как старый бетон… Кажется, я впервые подошла к тому самому острому вопросу и осеклась, страх заставил отступить и не копать глубже, потому что в душе, я уже догадалась… |