Книга Дерзкая девчонка, страница 25 – Джессика Стил

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она Андреа, заглянув к ней.

— Как новая, — ответила та. Она и в самом деле выглядела отлично.

— Ты готова выслушать отчет о моей вчераш­ней встрече с Клиффом? — спросила Эйлин.

— В этом нет необходимости. — (Почему Андреа показалась ей немного смущенной?) — Дело в том, что он заглянул ко мне прошлым вечером.

Эйлин была заинтригована. Усевшись напро­тив, она приготовилась услышать подробности.

— Ты еще была здесь?

Андреа кивнула:

— Я уже чувствовала себя значительно лучше, пришла на парковку и собралась ехать домой, как появился Клифф. Несмотря на все возражения, он настоял, чтобы поехать следом за мной.

— Какой приятный человек, — проговорила Эй­лин.

— Сначала меня раздражало, что его машина словно прилипла к моей. Но потом... — Андреа за­молчала, и Эйлин подумала, что та не хочет боль­ше ничего говорить. Но Андреа вдруг разоткро­венничалась: — Выехав за город, я даже обрадова­лась, что он следует за мной. А к тому времени, когда мы подъехали к дому, сознаюсь, и сама на­чала думать о том, какой он прекрасный человек. С моей стороны было бы чудовищной неблагодар­ностью просто попрощаться и уйти.

— Ты пригласила его войти?

— И была потрясена, когда, усадив меня, он приготовил кофе и сандвичи. Я не могла даже представить себе, что мужчина может быть так за­ботлив!

Гидеон тоже заботлив, поймала себя на мысли Эйлин. Господи! Да перестань же ты думать о нем! Займись работой!

В этот вечер Эйлин ехала домой с намерением проявлять выдержку.

Черта с два! Гидеона, кажется, что-то тревожи­ло; он был предупредителен, но слишком погло­щен собственными мыслями, чтобы поддержи­вать разговор. Ну и прекрасно! Это ее вполне уст­раивало.

— Через час у меня встреча, — соизволил сооб­щить Гидеон к концу ужина.

— Всего доброго, — холодно попрощалась она.

Эйлин почти не видела Гидеона в следующие несколько дней. Они встречались за столом, но оба были не слишком разговорчивы, и трапезы, как правило, заканчивались тем, что Гидеон шел в свой кабинет, а она — в детскую.

В выходные дни все шло точно так же, и в по­недельник Эйлин приехала в офис в подавленном настроении. Она пыталась с головой уйти в рабо­ту, но не могла. Вдруг в три часа дня зазвонил те­лефон. Подняв трубку, она услышала низкий голос мужчины, который так сильно занимал ее мысли:

— Эйлин?

— Да, я слушаю, Гидеон!

— Мне только что звонили из дома.

Дом. Как прекрасно это звучит.

— Что случилось? — быстро спросила она, не на шутку встревожившись.

— Ничего, — поспешил он успокоить ее. — У Бе­верли, как ты знаешь, сегодня выходной, а к Марджори Дейл неожиданно приехала дочь, у которой какие-то проблемы.

— Марджори хочет отпроситься? — догадалась Эйлин.

— Я сказал ей, что она может отсутствовать столько, сколько ей понадобится. С девочкой по­будет миссис Моррис, но...

— Я сейчас же поеду домой, — перебила его Эйлин.

— Ты прелесть, — нежно сказал он, и на душе у нее потеплело.

В их отношениях намечается оттепель? Чушь!

— До свидания! — сухо произнесла она.

Эйлин с удовольствием повозилась с Виолет­той. Часов в семь вернулся Гидеон и поднялся в детскую посмотреть, как дела.

— По-моему, ты прекрасно справляешься, — за­метил он.

— Ничего особенного, — небрежно отмахнулась Эйлин. — Ой... забыла сказать миссис Моррис... Ты не мог бы передать ей, что я не буду ужинать внизу?

— Я принесу тебе поесть в детскую, — предло­жил Гидеон. — Я могу тоже поужинать здесь вмес­те с тобой.

Сдержав улыбку, Эйлин отрицательно покача­ла головой.

— Тебе не кажется, что «единение» заходит слишком далеко? — холодно спросила она.

— Я просто подумал, что мог бы провести ка­кое-то время со своей племянницей, — ответил он еще более холодным тоном и неторопливо вышел.

Вот тебя и поставили на место! Оттепель, чер­та с два!

Мило улыбнувшись, Эйлин вежливо поблаго­дарила Гидеона, когда он принес ей ужин.

— Ах, да... — сказала она, когда он собрался ухо­дить, — мне потребуется грубая мужская сила.

В его взгляде появилось любопытство.

— Я заинтригован.

Эйлин просто не хотела оставлять крошку на ночь одну.

— Примерно в половине девятого, когда я буду кормить Виолетту, разбери, пожалуйста, колы­бельку и перенеси ее вниз.

Любопытство исчезло.

— По-видимому, мадам, — насмешливо сказал Гидеон, демонстрируя, что не привык выполнять указания, — вы желаете, чтобы колыбелька была снова собрана на другом месте?

— Мне кажется, что ты знаешь, где находится моя спальня, — сухо проговорила Эйлин.

Ей захотелось стукнуть его, когда он пробор­мотал что-то похожее на «А вот и приглашение!». Но его лицо вдруг приняло мягкое выражение, и он спросил:

— Ты хочешь, чтобы малышка спала сегодня в твоей комнате?

— Ты можешь поставить колыбельку в свою комнату, если хочешь, — любезно ответила она. И, предупреждая возражения, горячо заявила: — Вио­летта не будет спать здесь одна!

Гидеон посмотрел в ее вспыхнувшие голубые глаза.

— Да ты просто львица!

— Ничего подобного! — возразила Эйлин.

Он неожиданно улыбнулся, и ее сердце бешено заколотилось. Она чуть было не улыбнулась в от­вет.

— Ты и за сестру так билась? — поинтересовал­ся Гидеон.

У нее выступили слезы. Эйлин отвела глаза. Ну, кто еще в течение нескольких минут мог заста­вить ее смеяться и плакать?

— Уйди! — потребовала она.

— А ведь еще и месяца не прошло, как мы же­наты! — вздохнул Гидеон и вышел.

К тому времени, когда она уложила Виолетту в своей комнате и малышка уснула, Эйлин валилась с ног. Удивительно, сколько энергии требовало это крошечное создание!

Эйлин лежала в постели без сна. Она пыталась гнать от себя мысли о Гидеоне, однако он не шел у нее из головы. Жесткий, холодный — и нежный. Отвратительный, отчужденный — и обаятельный. Его усмешка, его смех... черт бы подрал этого че­ловека!

Она услышала, как он, крадучись, поднимает­ся по лестнице, чтобы не побеспокоить малышку, которая сладко посапывала в соседней комнате. Если бы не ее крошечная гостья, Эйлин зажгла бы свет и почитала немного.

Было около трех часов, когда она, измученная, наконец уснула. Однако долго спать ей не при­шлось.

— Эйлин! — услышала она сквозь сон. — Про­снись! — звал мужской гелос. — Она плачет, и она мокрая!