Книга Единственный шанс мессира Хаоса, страница 9 – Виктория Вера

Свои… Мы с прадедушкой полагали, что еще несколько месяцев практики здесь пойдут на пользу моему дару и, что это будет благим делом для жителей окрестных селений. Благим делом… за которое “свои” отплатили мне огнем и пеплом.

— Благодарю, уважаемый староста, за вашу защиту, да заступничество. Но не могу я так быстро привыкнуть к местным нравам, да и к мужчинам присмотреться нужно. — Натягиваю маску наивной глупышки, надеясь выторговать больше времени пока буду искать способ выбраться отсюда.

— Присмотреться? Чай Сарид-то к тебе в дом, как к себе захаживает, поговаривают. — Пожилое лицо становится жестким и суровым и я понимаю, что моя игра провалилась. — Что же ты ещё не рассмотрела, девонька? Чай во грехе-то жить девице не пристало.

Мысли лихорадочным хороводом проносятся в голове. И я прячу глаза, чтобы снова не выдать себя. Нет, это ещё не конец. На мгновение представляю, как буду бежать отсюда всю ночь через лес…

Бесполезно… у них собаки и верены, меня всё равно нагонят. Обогнут гиблые ареалы и встретят на безопасной территории. Потом скажут, что это всё для моего же блага. Как же, неразумная и взбалмошная плохо воспитанная девица, которая не способна сама о себе позаботиться. А вот став женой Сарида, я войду в его семью и тогда уже они по закону станут моими опекунами. Этого хочет староста? Прибрать мой дар к своим рукам? Сквозь шум крови в ушах едва не упускаю следующую фразу:

— …молодка ты хорошая, да многое тебе прадед позволял. Не научил ни послушанию, ни добротелям…

Мгновенно вскидываю голову, откровенно прожигая старосту взглядом. Это уже слишком!

— И какие же добродетели мне требуется в себе развить, уважаемый староста? Мой прадед был прекрасным педагогом и благородным истэром, уж поверьте, он приложил немало усилий к моему обучению и воспитанию! — моя покорность и мягкость рассыпаются пеплом от нахлынувшего гнева.

— Полно те, полно, Данька! Не ершись. Не хотел я задеть память об истэре Фицжерене. Уж не пойми меня превратно, но всё селение тебе косточки перемывает, а я и не знаю уже кому верить. — Тяжело вздыхает и продолжает: — Но решение я принял, и спорить не позволю. Одной жить тебе больше нельзя. Сначала переедешь в мой дом, под присмотр, а там и свадьбу сыграем. Будет-то Сарид или кто другой — дело твоё. Но в девках ходить дальше, да себя порочить — не позволю. Я твоему прадеду позаботиться обещал и таково моё последнее слово!

— Какая же это забота по-вашему лишать девушку свободы?

— А что это за свобода такая, мужиками вертеть, да беду на себя накликивать? А ну как понесешь от кого, так тебя бабоньки местные живьем заклюют! Этого хочешь? Али в городе одной будешь? Так там с тобой и церемониться не станут! Ты мала девка еще, ничего о жизни не знаешь, потому и отпустить от себя я тебя не могу. А вот воспитать тебя правильно — теперь моя обязанность, так и знай.

Мой скрип зубами, едва ли прошел незамеченным. Ну уж нет, меня вполне устраивает мое воспитание!

— Мой наказ ты услышала. Собирайся потихоньку, девонька, да не вздумай глупости натворить. Знаешь же, что за ослушание у нас полагается? — От последних слов по телу пробегает липкий озноб, сжимая горло острыми когтями удушья.

И хотела бы не знать, да видела, как местную женщину, раздев по пояс готовили к тому, чтобы поколотить палками на сельском плацу. Улюлюканье толпы вызвало тогда во мне приступ тошноты. Я так испугалась, что сбежала и не видела, что происходило дальше. Но крики женщины разносились по всему селению и долго снились мне по ночам.