Книга Изгнанница. Искра Императора, страница 138 – Марина Индиви

Ну что я могу сказать… из моей спальни Натаниэль выходил с очень достоверным лицом. Подозреваю, что мое было не лучше, поэтому когда стражники вошли, я резко отвернулась к окну.

Зато получилось очень правдоподобно.

Натаниэль

Когда он впервые всерьез задумался о том, что Альви — не Альви? Наверное, после того выверта с термами. Она была другой, эта женщина, которая сводила его с ума, но до той ночи, заснуть в которую он так и не смог, Натаниэль всерьез не рассматривал мысль, что перед ним больше не его жена. Не та, которую он знал точно.

Причин было множество: в ней жила его искра, искра позвала его, чтобы он спас ее и ребенка тогда в горах, дракон чувствовал искренность ее отторжения и недоверия. Будь он обычным человеком, возможно, его можно было бы обмануть, но зверь внутри всегда улавливал даже самые тонкие оттенки эмоций, поэтому он ни на секунду не усомнился, что все, что между ними происходит — не искусная игра, провокация рованцев и тому подобные вещи, а настоящее. Живое. Искреннее.

С самого начала в мыслях было множество версий, почему Альви могла так кардинально измениться, но он никогда не думал про иномирянку. То есть именно о том, что эта женщина — из другого мира. Родилась в нем. И очутилась на месте его жены, которая… умерла. Что Натаниэль почувствовал, когда она это произнесла?

«Альви умерла здесь. В то же самое время».

Горечь. Разочарование — в себе. Нет, он никогда не любил эту девушку, он знал это с самого начала, а сейчас и подавно. Но не смог ее защитить. Был к ней настолько равнодушен, что позволил своим врагам разрушить то, что клялся защищать и беречь. Церемония и брачные клятвы — ерунда, но эта девушка всегда была беззащитной. Хрупкой, как цветок, сломать который может один-единственный порыв ветра, и его равнодушие стало причиной тому, что он допустил ее смерть.

Можно было упиваться собственным чувством вины, а можно — действовать. Натаниэль выбрал второе, а горечь и скорбь оставил на потом. Сначала нужно было раскрыть заговор, который оказался гораздо глубже, чем он рассчитывал. Гораздо серьезнее.

И, возможно, затрагивал тех, о ком он раньше не мог даже подумать.

— Как вы поняли, что ваша дочь — не ваша дочь? — холодно спросил император.

Супруги Сабар переглянулись:

— Мы уже рассказывали, мой император, — забормотал ноа Сабар. — Анаста заметила странности, но ничего нам не говорила, думала поначалу, что это все из-за потери ребенка… а после, когда стало понятно, что наша милая доченька не смогла бы вытворять все то, что она здесь вытворяет, поделилась своими подозрениями. Мы сразу поспешили к вам, не могли допустить, чтобы вы оставались в неведении, да и опасности. Кто знал, чем все это могло закончиться…

Его жена сидела рядом, прямая, как палка, перепуганная. Ее страх дракон тоже чуял, равно как и заискивание мужа. Нет, эти двое точно не были в курсе, они, скорее, были теми самыми инструментами, которые в умелых руках могли превратиться в слабенькое оружие. Но в их словах Натаниэль тоже уловил важную информацию: «Вытворять все то, что она здесь вытворяет».

Вряд ли так можно было сказать о создании курорта или о достижениях Альви, нет, скорее всего, им докладывали обо всем. Им, или… их дочери. Оставляя Анасту в столице вместе с Барви, Натаниэль рассчитывал выяснить, что между этими двумя происходит, но это оказалось нереально. Анаста продолжала болеть, Барви продолжал ее регулярно посещать, но никогда не задерживался дольше положенного. Зато сейчас у него появилась возможность видеть их лицом к лицу. Каждый день, и то, что император видел сейчас, ему совершенно не нравилось.