Книга Изгнанница. Искра Императора, страница 36 – Марина Индиви

Не знаю, что бы делала Альви, я же развила бурную деятельность. Помимо упражнений и приема зелий, я не оставляла себе ни единой свободной минутки. Если при первом знакомстве директриса приюта отнеслась ко мне с недоверием, то в конце второй недели моего пребывания в Лавуале мы разговорились. Немалую роль в нашем сближении сыграла и Ханна: женщина, которая работала здесь, выпустила ее, как и многих других детей, от которых отказались родители. Сначала мы сошлись на разговоре о моей камеристке, потом — на Пите.

— Он неплохой мальчик, — сказала она. — Просто считает, что в замке шикуют, пока мы тут голодаем. Конечно, это не оправдание, и мы его наказали, лишили сладкого, которое даем на выходных, но он не со зла. Он никогда не воровал деньги или ценности, никогда не обижал слабых. Да у нас здесь все ребята хорошие.

Я не стала говорить, что некоторые и правда шиковали, тем более что вопрос был решен: с Питом мы исправно отправляли продукты в приют три раза в неделю, и никто в замке не умер от голода. Жульена при этом, правда, смотрела на меня так, словно была не прочь сыпануть мне в завтрак крысиного яда, но пока ничего не предпринимала. Хотя в ее глазах я нет-нет да и читала торжество: вот прилетит император, заберет твою искру, и тогда мы посмотрим. Но то ли я сразу успешно вправила всем мозги, то ли что-то еще, открыто нападать на меня пока все опасались. Хотя и шипели по углам.

В связи с чем я подготовила проект по кадровым перестановкам: присмотрела во время визитов в деревню повара, неплохого управляющего (местного нотариуса), Ханна подготовила и принесла мне список мужчин и женщин, которые бы с радостью нанялись на работу в замок. После такого даже шипеть перестали, не говоря уж о чем-то большем. Все, кроме Нины, Май, Жульены и Беркинсона, но с ними и так все было понятно: неисправимы. Есть такой тип людей, которые ненавидят окружающих просто потому, что они ходят рядом, завидуют всем и всему, и гребут, гребут, гребут, как будто у них четыре рта и три сраки.

— Нам бы только чуть побольше возможностей, — продолжала разговор пожилая женщина. Она отработала здесь более пятидесяти лет, а на пенсию уйти не могла, потому что ей до сих пор не подыскали замену. С воспитателями здесь тоже было туго: никто не хотел ехать в Лавуаль, слишком далеко добираться. Да, красиво, но зимой опасные шторма и пара недель пути, который может плохо закончиться, да и летом мало кому хотелось оказаться на краю земли. По крайней мере, именно так считалось.

Поэтому в приюте работали в основном местные, и тоже бессменно. Почти все воспитатели и воспитательницы были немногим младше директрисы. Молодое поколение не особо стремилось работать здесь: многие уезжали, кто-то сразу и родителей забирал, кто-то устраивался на работу в других городах и столице и ждал, пока поднакопит денег.

Но была и еще одна причина. Среди тех, кто выбирал остаться в Лавуале.

— Молодежь не хочет идти работать, потому что не хотят связываться.

— Связываться с кем? — изумилась я. — С брошенными детьми?

— Они же не совсем обычные дети… ах, я вам не рассказывала. — Директриса всплеснула руками. — Запамятовала, наверное. Большинство из них со знатной кровью. Их привозят с Большой земли, чтобы о них точно никто не узнал. Богатые развлекаются, появляются такие вот дети, и, как только они рождаются — их сразу к нам. Никто из них не знает о таком, разумеется.