Книга Влюбись за неделю, страница 95 – Рия Радовская

— Садитесь, — Дугал кивнул на кресла. — Кофе не предлагаю, после сотрясений не рекомендуется. Будет чай. Со смесью номер две тысячи восемьсот девять, если вам снова станет интересно название.

Я подошла к окну. Второй этаж. Внизу лужайка, усыпанная палой листвой. Вдалеке — лес или парк. Никаких соседей в обозримом пространстве. Почти необитаемый остров, если бы не проступающие сквозь туман башни Академии на холме вдали. Тихо. После воя и хохота призраков тишина особенно радовала.

— Ваш чай, мисс Салливан.

— Спасибо.

Я села, взяла чашку. Вдохнула аромат. Пахло земляникой.

— Итак?

Сделала глоток — вкусно. Дугал в нетерпении буравил меня взглядом. На то, чтобы пересказать разговор с Призрачным Медведем, хватило пяти минут. Но потом пришлось объяснять и то, откуда я вообще о нем знаю, а он — обо мне, Дугале и проклятии. И о нашем знакомстве с Сабеллой. Я даже призналась, что видела его детские фотографии.

— Не слишком справедливо, — заметил он, — я не видел ваших.

— Я на них ужасно смешная. И нелепая, честно говоря. Нет, я бы показала, но… сами понимаете.

— Да уж. Непреодолимые обстоятельства.

— Я белобрысая, — призналась я. — И стриженая. Совсем коротко, под мальчишку. У меня нет Шарлоттиной гривы, а то, что есть, не имеет смысла отращивать. Но в детстве из меня пытались сделать правильную девочку. Эти ужасные тощие хвостики! Я их ненавидела.

— А косички? Знаете, две такие… тоже тощие, но с пышными бантами.

— Все равно что завязать бант на крысином хвосте. Кошмарно.

— Самокритично, — фыркнул Дугал и прищурился. — Вы говорили вчера на берегу о хорошем. А что вы сами считаете хорошим в себе? С меня начинать бессмысленно, потому что ничего, кроме умения сопоставлять очевидное и, пожалуй, некоторой одаренности в отдельных научных отраслях, я не назову. Да вы и сами успели заметить. Не считать же, в самом деле, личной заслугой то, что большую часть времени я могу общаться с людьми, не называя их в глаза идиотами.

— На той лабораторной… ну, пока не рвануло… меня подмывало попросить у вас мастер-класс по обращению со студентами. Я не умею вот так… красиво. Хотя, казалось бы, профессия обязывает. То есть это другие так считают. На самом деле хороший журналист должен лучше уметь слушать, а не говорить.

— И, полагаю, в верном порядке составлять из букв слова, а из слов — предложения.

— Разве это стоит считать чем-то особенным?

— В некотором роде. Я был бы совсем не против наблюдать что-нибудь похожее в работах отдельных индивидуумов. Причем не всегда студентов.

Я хмыкнула и пожала плечами.

— Если судить по худшим исключениям, то, наверное, и мистер Эпплстоун покажется гением от поэзии — без иронии.

— Мистер Эпплстоун — несомненно. С ним все не настолько плачевно, как могло бы показаться. Ему я об этом, разумеется, не скажу даже под пытками, но с фактами не поспоришь. Вытрясти ребяческую дурь из головы, засадить за книги и запереть в каком-нибудь подвале без маячащих перед глазами соблазнов, и может выйти что-нибудь сносное. А вот некоторых «состоявшихся авторитетов» уже ничего не спасет. Вам повезло позавчера. Вы только слушали герра Вольгера. А я, к моему большому прискорбию, его читал. И даже рецензировал.

— Сочувствую, — только и смогла сказать я. В молчании допила чай. Дугал чего-то ждал. Неужели и правда — сеанса отчаянной саморекламы? А что во мне хорошего, в самом деле? Что мог бы увидеть он, даже если бы я не сглупила и открылась сразу?