Книга Она пришла с Земли. Клиентка, страница 77 – Роман Абдуллов, Екатерина Абдуллова

Лера же, стоя позади девяти дылд из ее группы, обдумывала вариант со студенческим гимном «Гаудеамус». Он подходил почти идеально: говорится о Республике и академии, бытовых слов, сильнее всего изменившихся, почти нет, мелодия простая. И даже переводить не надо, он и так на латыни.

Предложить или нет? Вдруг этим она привлечет ненужное внимание? С другой стороны, «Песня о Соколе» особых вопросов не вызвала.

Лера вытерла вспотевшие от волнения ладони. Была не была! В конце концов, это всего лишь забавная песенка студентов. Откашлявшись, она дождалась паузы в дискуссии и негромко сказала в широкие спины:

— Я могу предложить кое-что.

Парни дружно оглянулись и посмотрели на нее сверху вниз. Кто с надеждой, кто скептически.

Стараясь не показывать смущения, Лера обратилась к Дилану:

— Это студенческий гимн. Не знаю только, понравится ли вам…

— Лишь бы ректору понравилась! — воскликнул Дилан и, покосившись на Ортвина, добавил: — Да еще этому привереде.

— Тогда я напишу после занятий… — начала Лера, но парни несогласно загудели и под их дружным напором пришлось отступить.

Краснея и запинаясь в местах, где приходилось на ходу корректировать текст, она тихонько напела слова.

Однокурсники слушали ее, и в глазах их разгорался восторг. Только Фидо всё настороженно оглядывался, а когда она закончила, сказал:

— Как-то оно слишком… Ректору не понравится.

— Зато мне нравится, — припечатал Ортвин.

* * *

День прошел в суматохе. После занятий устроились в пустой аудитории, где Ортвин активировал личный звукоизолирующий артефакт, потом все записывали за Лерой слова гимна, потом пробовали петь…

А вечером заявилась Херта. Постучала нетерпеливо, а когда Лера открыла, с порога выплюнула:

— Наставник дэр Антипэтер велел тебе завтра быть у него! — и, больше ничего не пояснив, ушла.

Заперев дверь, Лера недоуменно хмыкнула. Чей наставник? Почему он велит прийти? И что будет, если его приказ проигнорировать?

Столица встретила Маркуса привычными суетой и шумом, особняк же, напротив, — молчанием и пустотой: ни разговоров, ни хлопанья дверей, а дворецкий и редкие слуги будто превратились в призрачных теней.

К покоям матери вел коридор, устланный пушистой дорожкой. Она скрадывала торопливые шаги, и Маркус почувствовал себя так, словно находился в вывернутой наизнанку сфере тишины.

Как в могиле. Кажется, так сказала однажды Вэлэри.

Он мотнул головой, отбрасывая неуместное воспоминание, — никто тут не умирает! Наверняка мать снова преувеличила свою болезнь.

Письмо от лии Одетты принесли перед самым обедом. Впрочем, ее жалобы на здоровье и просьба навестить обеспокоили его не так сильно, как приписка сины Исоры, компаньонки. «Ваша матушка угасает», — написала сина Исора. И хотя этой особе Маркус не очень-то доверял, однако сам факт того, что компаньонка добавила фразу от себя, заставил волноваться — такого на его памяти еще не случалось.

Перед дверьми он остановился. Перевел дыхание, согнал с лица хмурое выражение и лишь тогда зашел.

Гостиная пустовала, а из спальни доносился негромкий голос сины Исоры. Похоже, она читала. Неужели, действительно, матери плохо настолько, что она лежит в постели?

Маркус бесшумно скользнул в спальню. Здесь пахло лечебными травами, сквозь тяжелые портьеры на окнах едва сочился уличный свет, и единственным островком жизни теплился светляк над книгой, которую читала сина Исора.