Книга Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой, страница 92 – Анна Солейн

— Унни! Унни, подожди! — воскликнула Ирма, поднимаясь следом и спотыкаясь о платье. — Да стой же!

— Питерс, куда ты? Твоей подружке сейчас не до тебя, — выкрикнул мужской голос, и кто-то засмеялся. — Ей больше нравятся те, у кого есть что-то между ног.

— А ну замолчи, ты!.. Хватит говорить такую… грязь!

Я, хоть и не оборачивалась, как наяву увидела удушливо покрасневшие щеки Ирмы и то, что ее мелко затрясло от злости и волнения. Из-за этого тканевые цветы на ее ободке для волос наверняка тоже начали мелко подрагивать.

Увы, ни я, ни Ирма, не могла ничего сделать против злословия.

Оставалось только идти вперед с поднятой головой, как будто нас это не касается.

— Ирма, понимаешь ли, — прозвучал холодный женский голос, — ему только говорить и остается.

Обернувшись, я впилась взглядом в спокойное и немного надменное лицо Лауры Уортон. Она говорила медленно, рассматривая свою ладонь, затянутую блестящей перчаткой, как будто все остальное ее не волновало. Выдержав паузу, Лаура продолжила:

— Все, что перепадает нашему Ирвину в любви и всех ее оттенках, — это наблюдение за утехами кошек в марте.

Я открыла рот от удивления, а потом фыркнула.

— Нет, Лаура, — внезапно откликнулся Томас Морвель из другого конца зала. Ох, низвергнутый его утащи! Сейчас ведь как скажет что-нибудь… Но Томас меня удивил. Он промокнул губы салфеткой и произнес: — Ты просто не в курсе, что Ирвин также очень дружен со своей правой рукой. А иногда и с левой, когда правая устает. Ирвин любит дружить.

Эту шутку даже я поняла не сразу, а остальные девушки и остались в недоумении, зато парни захохотали так громко, что я подпрыгнула от испуга.

Сидящий рядом с остроязыким Ирвином парень отвесил ему подзатыльник, кто-то засмеялся, а Лаура мне подмигнула и одними губами проговорила: «Иди!»

Ох, чувствую, если это дойдет до ушей ее компаньонки — Лауре не поздоровиться.

— Что на них нашло? — проговорила Ирма, когда мы вышли из зала.

Я пожала плечами.

— Облачко мое, ты же вернешься к первому занятию? У нас проклятья, помнишь?

Хотелось бы забыть.

Подойдя к кабинету ректора Стортона, я решительно постучала и открыла дверь. Мельком удивилась тому, что впервые вижу кабинет ректора при дневном свете. Какой моветон, если разобраться.

— Вы хотели меня видеть? — спросила я так спокойно, как только могла.

Сидящий за столом ректор Стортон кивнул, не отрывая взгляда от бумаг. Какой он красивый все-таки, досадливо подумала я. Светловолосый, светлокожий и синеглазый, хотя глаз сейчас не видно. Тонкий нос, острые скулы, тяжелый подбородок и высокий лоб — это лицо очень подходило ректору Стортону, упрямому, вспыльчивому и надменному. Хотя чудовищем он мне тоже нравился.

Особенно когда так глубоко погружался в чтение, что начинал мурлыкать.

Или разрешал почесать его ухо.

Из идеального образа аристократа выбивались только длинные волнистые волосы, которые ректор Стортон почему-то не укоротил, и я на целую секунду позволила себе подумать о том, что это — из-за меня. Я ведь когда-то сказала, что мне так нравится больше.

Во имя всех святых, о чем я думаю! Я же злилась, когда сюда шла!

— Садитесь, Унни, — ректор Стортон указал на стул напротив своего стола.

Унни? Значит, мне не показалось вчера?

И снова — о чем я думаю?

Я послушалась и сложила руки на коленях. Уставилась на ткань платья, грубую и украшенную затяжками в некоторых местах. Ничего, главное — все тело прикрывает и без дыр! Отличное платье. Я же не Лаура, чтобы носить шелка.