Книга Сталь и шелк. Акт второй, страница 154 – Алиса Рудницкая

Жрицы танцевали – отрепетированно, жутковато-синхронно, и от их движений провода словно вибрировали, разгорались, а ленты юбок наливались золотым светом.

Жрицы пели песню-молитву – мне непонятную, но люди вокруг приходили в экстаз...

Хоук что-то там рассказывал.

Но я и так видела, что за магия здесь творится. Храм – что огромный артефакт, танцы – что, активируют его. Вытягивают крохи магии из мира, из людей... да, быть может, перерабатывают и отдают обратно. И вот вам богатства халявные и какие-то желания из молитв к Златоликому Богу исполняются, должна же эта энергия куда-то тратится... чтобы можно было продолжать ее брать. Извращенный замкнутый круг. Нечто такое, глубоко неправильное, что я задрожала от отвращения. И солнечные ленты под ногами мне виделись гадкими червями, и хотелось просто броситься прочь... Я сдернула с шеи врученный местной таможней амулет, отбросила, как ядовитого паука.

Прижалась к Хоуку.

– Что с тобой? – он встревоженно убрал прядку с моего лица. – Я думал тебе понравится... пусть есть и обратная – темная – сторона, но красивое зрелище...

Я покачала головой. Он пусть и знал, но я-то чувствовала.

Я слишком чувствовала магию. То, как покалечен этот мир. Я вспоминала страшилки Вальдора – и мне было сейчас по-настоящему страшно. Магия – чистая энергия – забиралась; магия – овеществленное намерение-желание – отдавалась. Но какая-то часть исчезала без следа.

Камень на моей груди обжигал.

И пелена вдруг спала.

От нахлынувших эмоций, от бьющих прямо в сердце образов, от развеявшегося тумана на воспоминаниях я чуть не упала наземь. Вцепилась в Хоука, как в спасительный круг, прикусила, почти до крови, язык – чтобы не завыть.

Картинки и эмоции мелькали и мелькали.

Мой дом – мой старый дом, который я давно уже домом не считала... но сердцу видней.

Разодранные у карнизов пожелтевшие обои в комнате, где прошло мое детство – папа подарил когда-то волнистого попугайчика на день рожденье, вредного, глупого... я так плакала, когда он умер... сильнее, чем когда папа ушел...

Моя любимая красная кружка с отбитой ручкой – я выронила ее на пол, когда мама сказала, что никогда меня не простит – за чертов брак, за самую ненавистную ошибку...

Клематис, обвивающий решетку на балконе – крупные фиолетовые цветы, на них я смотрела, чтобы не встречаться взглядом с матерью... когда впервые, через три месяца после развода, соизволила вернуться домой и сказать, что она была права...

Лица братьев – фотографии из вконтакта... Голос мамы – уже год только из телефонной трубки...

Мы так давно не виделись, ни касались друг друга... Наша – моя – такая неправильная обида, непрощение. И я делала вид, что остался просто долг – деньги семье на жизнь и лечение... Благородная Яна. Твердила, что  ради семьи – пусть и покинутой – я всегда готова на все, и так оно и было...

Только я почти на два месяца об этом позабыла. Забыла о том, как и почему мне это важно. Забыла о паре вещей, что были одними из причин моего согласия учиться в академии: стипендия, что решала все проблемы с деньгами для семьи, и желание, которое помогло бы все наладить – помириться. Такое наивное желание, что и признаваться в нем даже самой себе было стыдно.

Но я стала учиться – и все это на долгие недели стало неважным.