Книга Саймон, страница 49 – Анна Есина

— Ты истощена, — уверенно изрёк Игнат. — И нуждаешься в питании, — он закатал рукав рубашки, расстегнул ремешок часов и протянул ей запястье.

— Даже если подыхать буду, — взвилась Кира, отталкивая его руку, — ты будешь последним, к кому обращусь.

Она крутанулась на пятках и попыталась сбежать, но он действовал быстрее. Вмиг напустил на себя вампира, вспорол клыками кожу на своём запястье, свободной рукой перехватил злюку под грудью и запечатал рот окровавленной раной.

Хирург взвилась ужом, стала лягаться, бестолково сучила в воздухе ногами, но тем не менее пила кровь. Опасливо, жадно, словно ожидая подвоха.

— Тш-ш, расслабься. Насладись. Моя кровь посильнее той водицы, которой потчует тебя братец. Будешь сопротивляться и упустишь большую часть энергии.

Он говорил и говорил. Слова растягивались в зычную песнь и проникали в самые потаённые глубины души. Кира перестала бороться, откинула голову на его плечо и обеими руками вцепилась в его длань.

— Вот так, девочка. Я могу покормить тебя и в другом смысле. Ты хочешь?

Она отчаянно закивала, потом, словно одумавшись, запротестовала.

Игнат улыбнулся, поцеловал её в висок и принял глуповатый выбор.

— Как скажешь. Когда-нибудь ты простишь мне ту выходку, ведь так?

Кира оторвалась от своего занятия и прошлась языком по краям раны, собирая мельчайшие капли крови.

— Даже не надейся. Типов вроде тебя зовут насильниками, понял? И кастрируют на людной площади на потребу публике!

Она оттолкнула мужскую руку и стремглав унеслась прочь.

Гремучая ртуть, а не женщина.

В самом сердце Иркутска, на улице Карла Маркса, возвышался удивительный деревянный дом с резными наличниками. Его стены покрывала паутина, а в трещинах старого дерева словно затаились секреты. В окнах мерцали старинные витражи, которые в лучах заката излучали мягкое сияние.

Престарелый ангел облюбовал это место не случайно. Его сад — настоящий оазис спокойствия, где яблони цвели дольше обычного, а сирень источала такой сладкий аромат, что прохожие невольно останавливались, вдыхая её запах. Их лица озарялись необъяснимой улыбкой. По вечерам ангел любил сидеть на старой деревянной скамье с искусной резьбой, прислушиваясь к шёпоту ветра, который приносил ему вести с небес на языке, понятном только ему.

Вот и сегодня он не изменил своим привычкам, устроился подле забора и обратил лицо к небу. Длинные седые волосы падали на плечи невесомыми прядями. В глазах цвета грозового неба, глубоких как океан, отражались тысячелетия. Морщины вокруг глаз напоминали карту звёздного неба.

Лицо его, ссохшееся, с пергаментной кожей, сохранило благородные черты. Пальцы, тонкие как ветви ивы, слегка дрожали, словно пытаясь поймать невидимые струны мироздания. На шее поблескивал серебряный крест.

Одет ангел был в костюм, напоминающий туман над Байкалом: светло-серый кафтан и свободного кроя брюки. На коленях у него лежала старая книга в кожаном переплёте, страницы которой пожелтели от времени и тоже скукожились, словно постарели. Иногда он касался их кончиками пальцев и что-то беззвучно бормотал себе под нос.

Рядом с домом замерла машина. Ангел скользнул взглядом по лаковым красным бокам, но волнения не испытал. Он не ждал гостей, поэтому вновь вернулся к своему занятию и позволил ветру нашёптывать бесконечную песнь жизни.