Книга Тоскуя по ней, страница 173 – Тиффани Робертс

Он чувствовал сердцебиение Уиллоу, такое же быстрое, как и его собственное. Он также чувствовал ее гнев, скрывающийся за страхом, и знал, что, несмотря ни на что, она далека от того, чтобы сломаться.

Его глаза задержались на Уиллоу еще на один удар сердца. В этот момент он надеялся, что его взгляд выразил все, что он хотел сказать.

Я люблю тебя, Уиллоу. Ты для меня все. Я сожалею об этом. Обо всем этом.

Затем он переключил свое внимание на Лахлана.

— Чего ты хочешь от меня?

— Верность. Преданность. Покорность, — брови Лахлана опустились ниже, и он сузил глаза, когда перевел взгляд на Киана. — Тебя.

Тьма, которая всегда таилась внутри Киана, взревела в ответ, пробуждаясь подобно дракону, вырывающемуся из логова, изрыгающему пламя в небо и широко расправляющему темные крылья.

Свобода была иллюзией, более опасной и могущественной, чем любые чары, когда-либо наложенные фэйри. Она была нереальна, ни в этом царстве, ни в любом другом. Не было спасения от тех, кто жаждал власти и контроля, не было спасения от тех, кто стремился доминировать и править.

Взгляд Киана вернулся к Уиллоу. Внезапно он понял, что ее страх и беспокойство были не только за себя — они были и за него. С гребаным ножом у горла, она все еще беспокоилась о Киане, о его жизни, о его безопасности.

Раздув ноздри, Киан наполнил легкие обжигающим дыханием, запер его внутри и заставил себя опуститься на колени.

Брови Лахлана поползли вверх, и выражение лица смягчилось от удивления, прежде чем он ухмыльнулся. Смех вырвался из него, сначала медленно и недоверчиво, но быстро стал темным и горячим, уверенным, торжествующим. И его магия выплеснулась вместе с этим звуком, ударив Киана, как волны, бьющиеся о берег.

— Смертная… — покачав головой, Лахлан заставил Уиллоу подняться на ноги. — Упрямился веками, и именно смертная стала тем, что наконец поставила тебя на колени. Ты отвергаешь все мои предложения, отказываешься от меня, пренебрегаешь мной, только чтобы связать себя с этим?

Продолжая удерживать Уиллоу, Лахлан отшвырнул табурет в сторону и шагнул вперед. Она вцепилась в его руку, спотыкаясь и напрягаясь, чтобы соответствовать его походке, в то же время откидывая голову назад, чтобы уменьшить давление лезвия на кожу.

— Как я уже говорил тебе много раз, мы — как боги в этом мире, Бледный, — Лахлан двинулся к Киану, крепко держа Уиллоу. — Даже самый ничтожный из нас стоит как принц среди этих людей. Вместе мы можем стать владыками всего. Представь, какими пирами ты мог бы насладиться, если бы только принял мою руку?

Крылья Киана затрепетали, когда он удержался от того, чтобы вскочить на ноги, когда он заставил руки оставаться опущенными по бокам, когда он проглотил боль и ярость и позволил им соединиться в животе.

— Я не могу сказать, что оплакивал упущенную возможность. Ты питаешься одержимостью. Ужасом, болью и печалью. Стоит ли удивляться, что на нас смотрят как на пиявок, если ты считаешься образцом для подражания?

— О, Киан, — Лахлан усмехнулся, остановившись перед ним. Продолжая обнимать Уиллоу за шею, он отпустил ее волосы, опустил руку и провел пальцами по щеке Киана. — Удовольствие сладостно, но у меня более утонченные вкусы. Тебе было бы полезно расширить свои. Все, чего я когда-либо хотел, это чтобы ты был сильным. Был гордым. Принимал нас такими, какие мы есть. Тебе давно пора отбросить эти детские правила. Эти смертные для нас как скот. Они — источник пропитания. То, что я беру у них, имеет не большее значение, чем еда, которую они запихивают себе в лицо. И у них такое изобилие вкусов, что они могут предложить, — Лахлан взглянул на Уиллоу, улыбка стала шире. — Так, так много…