Онлайн книга «Птичка в академии, или Магистры тоже плачут»
|
Каждый день — битва, боль и страх. Каждый день — сердце в огне. Каждый день мы стоим на своих местах, Забывая о мире и о себе. И могу я сказать в сердцах, Находясь с собою наедине: Мир стоит на наших клинках И на любви к тем, кто там, вдалеке! За спинами певцов появились еще пятеро парней и девчонок. Они положили правую руку на плечи впереди стоящих. Пятно света расширилось. Артисты вместе, отбивая ногой ритм, запели припев: Мы воины, мы стражи земли, Сердца наши полны огня. За друзей, что пали вдали, Мы отомстим, судьбу не кляня. И как бы ни было тяжело, Мы пройдем этот путь легко, Ведь Пустошь несет лишь боль и страх, А мы хранители тех, кто за спиной, кто далеко. Следующий куплет они продолжили петь все вместе, отовсюду доносился лязг стали, который все усиливался. В темноте на сцене и даже в зале замелькали призрачные силуэты сражавшихся с тварями воинов. На границе, где тьма и свет, Мы стоим, чтобы жили те, Кого любим и кто любим, Где-то там на большой земле. И пусть твари текут рекой, Пусть вгрызаются в наш хребет. Мы не дрогнем, мы устоим, Защищая наш мир от бед. Музыка заиграла громче, давая певцам перевести дух. Они подняли глаза куда-то вверх, будто вспоминая всех павших, а за их спинами начали появляться еще парни и девушки, которые тоже клали руки на плечи стоявших впереди. И теперь сцена стала одним ярким пятном света. Все артисты в едином порыве посмотрели в зал, воздев вверх сжатые в кулак руки и, отбивая ритм, запели последний куплет. По мере того как они пели, на сцене и в зале возникали призрачные фигуры воинов с поднятыми кулаками. У зрителей мурашки бежали по телу. В Приграничье не было человека, у которого бы Пустошь не отняла любимого, родного, друга или знакомого. Мы воины, мы стражи земли, Сердца наши полны огня. За друзей, что пали вдали, Мы отомстим, судьбу не кляня. И как бы ни было тяжело, Мы пройдем этот путь легко. Ведь Пустошь несет лишь боль и страх, А мы хранители тех, кто за спиной, кто далеко.[2] Песня оборвалась, и несколько мгновений в зале стояла тишина. А потом раздались редкие хлопки, которые постепенно переросли в оглушающие овации. Это была не баллада, а настоящий гимн, песнь воинов. Марсель понял, что Эйлин сильно сократила горскую балладу, из которой родилась эта песня. У горцев баллады гораздо длиннее и зануднее. Как понял и то, что именно она создала это номер, сделала песню по-настоящему живой, зрелищной, цепляющей, проникающей под кожу. Он нашел Эйлин взглядом — она стояла сбоку у самого края сцены — и подумал, что впервые встретил такую удивительную девушку. А еще подумал, что эту песню должны услышать во дворце все те, кто уже забыл, что такое Пустошь, что значит настоящая опасность и что такое рисковать жизнью и умирать ради жизни других людей. Внезапно на сцену выскочила Марлена и, улыбаясь так, будто хотела, чтобы окружающие оценили наличие у нее всех зубов, слегка истерично воскликнула: — Бал! А теперь — бал! Музыканты, музыку! В дальнем углу зала сначала нестройно — видимо, от неожиданности — заиграли инструменты, но вскоре мелодия выровнялась, и в помещении зажегся свет. Адепты принялись убирать стулья, а Марсель, переглянувшись с Даниэлем и Лайзой, поспешил к сцене, где стояли, оживленно обсуждая выступление, сами артисты. Подойти к ним захотели многие, но Марсель первым оказался рядом с Эйлин, взял ее руку и поцеловал: |