Книга Изгнанница. Путь к свободе, страница 106 – Катерина Цвик

Мы надолго замолчали. Пламени костра никак не удавалось отогреть мои пальцы, и я снова вцепилась в лежащий на коленях контейнер. Так почему-то было теплее.

– Мэй, – наконец, заговорила бабушка. – Люди склонны ошибаться. Мы слабые создания. Но еще мы умеем признавать ошибки и иногда на них учиться. Людям нужен шанс. Нужен толчок, который даст им возможность все понять и измениться. Разве ты не встретила тех, ради кого согласилась бы заново пройти весь путь, начиная с Большой охоты? Ради кого ты сидела в одиночестве на краю пропасти, чтобы защитить?

Я оторвала взгляд от костра, посмотрела бабушке в глаза и прошептала сдавленным горлом:

– Есть.

– В них ты веришь?

– Верю.

– Значит, не все в этом мире потеряно, – улыбнулась бабушка. – Расскажи мне о них.

И я рассказала. Обо всем. С того самого момента, как в день Выбора вошла во Дворец Благоденствия.

Рассказ получился долгим, костер уже несколько раз прогорел бы дотла, если бы бабушка не подкидывала в него дров. Она слушала меня внимательно, хмурясь или улыбаясь. Я видела, что ей важно услышать обо всем, что произошло со мной, но и мне было важно ей все рассказать.

Мне это было нужно. Слишком много всего накопилось в душе, и еще немного – я бы сломалась.

Когда закончила рассказывать, внутри словно образовалась пустота. Странное состояние отстраненного наблюдателя, который лишь слегка касается своими эмоциями происходящего, все никак не отпускало. Хотя внутренний холод ушел, и пальцы, сжимавшие контейнер, который собрала для меня мама, начали согреваться.

Я посмотрела на него и открыла. Достала пирожок. Это ведь мама сделала для меня. Ковчег от меня отрекся, дар делает заманчивой целью для каждого, кто о нем узнает, но в мире есть те, кто заботится обо мне, ждет и верит… Те, в кого верю я…

Слезы наконец закапали из моих глаз. Я жевала пирожок, совершенно не чувствовала вкуса, и слезы текли и текли.

– Мэй… – выдохнула бабушка и обняла меня.

И я разрыдалась в голос. Внутри все, наконец, разморозилось и болело так, что становилось страшно.

Не знаю, сколько я плакала, но в какой-то момент мне стало легче. Я лежала головой на коленях бабушки, и она гладила меня по волосам и тихо напевала мотив уже подзабытой колыбельной.

– Бабушка, зачем тебе возвращаться в Ковчег?

Скоро рассвет. Скоро нам придется расстаться. От этого становилось горько. Хотелось крепко-крепко обнять родного человека и не отпускать.

– Потому что кто-то должен столкнуть камень извне, а кто-то изнутри.

– О чем ты?

– Как люди узнают, что жизнь за пределами Ковчега продолжается? Как узнают правду о том, что происходит в городе и что за вакцину им вкалывают каждый год? Кто поможет вспомнить, что жизнь может быть другой?

– Это хочешь сделать ты?! – я повернула голову, чтобы видеть лицо бабушки.

– Я? – она усмехнулась. – Нет, что ты! Для этого я слишком стара. Я лишь помогу тем, кто хочет перемен.

– А такие есть?

– Двое уже как минимум. – Я вопросительно на нее посмотрела. – Лекс и Карад.

До меня не сразу дошло, чьи имена она произнесла.

– Кто?..

– Лекс неплохой парень. Он, как и все ваше поколение и поколения до вас – жертва воспитания Ковчега. Он запутался, но уже видел жизнь вне Ковчега и совсем скоро окончательно во всем разберется и ужаснется. Лекс никогда не простит себе того, как с тобой поступил. Я помогу ему действовать не слишком опрометчиво и направлю, когда будет нужно.