Книга Я буду твоими глазами, страница 119 – Александра Неярова

Крик Буревого потонул в тишине. Люд простой и бояре глаза постыдно отвели, а кто согласен не был, смолчали, языки прикусив.

Старый князь довольно крякнул и прохромал, на трость опираясь, до саней с сыном и златокосой невесткой. Его некогда могучая фигура теперь согнулась под тяжестью лет и грехов прошлого.

Увидев веду ближе, он побледнел и опустился на больные колени прямо в снег под приглушенный ропот народа.

– Верея, дитя моё, – прошептал он дрожащим голосом, глядя на веду снизу вверх. – Нет мне, старику, прощения за деяния минувшие. Вину свою колдовством ведьмы непщеваю, признаю и буду нести бремя до конца дней своих. Но позволь немногое мне, дать вам с Златояром своё благословление отеческое.

Верея оторопела, увидев слëзы на испещренном морщинами и следами болезни лице Буревого.

Златояр обнял её крепче, но не вмешивался. Удивил его поступок непоколебимого, гордого отца. За всю жизнь Буревой не перед кем не склонял головы. А сегодня… Изменился старый князь, переломила его нелёгкая доля.

Перед взором Вереи отразилась боль давних воспоминаний. Перед ней стоял тот, кто приказал уничтожить её родную деревню, убить всех её родичей... лишил всего. Но в этот миг в глазах старика она видела искреннее раскаяние.

И отпустили, разжались колючие тиски, что сжимали тугим обручем сердце. Ушли последние ростки черни с души, развеялись сети тревоги. Не важным вовсе стало, что думает о ней народ кагоярский. Виновников той страшной резни судьба каждого наказала равно.

Спустилась тот час Верея с саней, подошла ближе к Буревому и посмотрела ему в глаза, тихо, вкрадчиво проговорив:

– Я помню пепел моей деревни, запах дыма пламени, помню последние крики древлян. И особливо братца своего меньшого, убитого твоей стрелой, – выдохнула сипло с болью. В ушах как ныне стоял детский испуганный возглас Бажена. – И ту, что мне предназначалась, я хранила все эти годы.

Буревой вздрогнул, согнулся, как от удара хлыста. Задышал охрипло, с надрывом, сгребая в кулаки гости холодного снега.

Голову задрал, но почти не видел лица Вереи перед собою из-за пелены солёных слëз и вины. Пожелай веда лишить его жизни в сей миг, был бы только рад. Однако слишком простое это избавление от грехов прошлого.

– Боль скорби живёт в моем сердце по сей день. И всё же каждый имеет право на прощение. Так пусть Боги будут судьями твоим деяниям, а я… я отпускаю обиду во имя светлой памяти родичей, желая перерождения им мучавшимся душам.

Буревой не поверил, когда ощутил на левом плече тяжесть лёгкой девичьей руки. А потом сквозь влагу различил перед собой тонкую ладонь златокосой невестки.

– Поднимитесь… батюшка, – прошелестело тихим перезвоном.

– Верея, доченька, – расцеловал седой князь протянутую ладонь и разрыдался сильнее, впервые за долгие годы позволив себе проявить слабость. Встал и прижал к себе невестку милостивую.

Златояр и народ Кагояра града были поражены великодушием последней из рода древлян.

В звенящей тишине слышались лишь тихие всхлипывания Буревого и фырчанье уставших за дальнюю дорогу лошадей. Как вдруг из-за туч брызнуло солнце. Его свет коснулся каждого камушка, каждой крыши и оконца, озарил даже дурные головы тех, кто прежде сеял смуту в этих землях.

– Смотрите! – воскликнула одна из баб, поднимая глаза ввысь. – Диво-то какое в небе!