Книга Воля владыки. За твоим плечом, страница 107 – Рия Радовская

— Я — в уме, а у тебя глаза не знаю где.

— Там, где ты, — фыркнула Хесса. — Зачем бы я стала пялиться на других?

— Не пялься, — согласился Сардар. — Не на что там пялиться. — Он обвел взглядом комнатушку, замолчал, прислушиваясь к чему-то и принюхиваясь. Добавил, хмыкнув: — Место для разборок мы, конечно, выбрали самое идиотское из возможных.

— И почему вот это меня совсем не удивляет? Так что? Ты серьезно собрался ставить мне метку?

— Серьезнее некуда. Готова?

— Нет, но плевать. К такому я все равно никогда не смогу подготовиться.

— Ты опять собралась психовать?

Хесса помотала головой, стараясь успокоить дыхание. Если это сон, то она готова спать еще, и еще, и еще, пока не… Боль была острой и сладкой, совсем не такой, как от первой метки. И не прошла мгновенно, а прокатилась волной от шеи по всему телу, вызывая дрожь, и разошлась будто мелкой рябью.

— Да? — спросил Сардар, задевая губами саднящий участок.

— Да, — отозвалось в Хессе, кажется, все сразу — и голос, и сердце, и все, что в ней вообще имелось, нужного и не очень, хорошего и дурного. Сардар снова сжал зубы, и Хесса вскрикнула. Это ощущение она помнила отчетливо — только вчера вечером в саду пережила впервые. Но теперь отголоски едва стихшего наслаждения пробегали вспышками по всему телу, не унимались, будоражили, заставляя постанывать Сардару в ухо и притираться всей собой, теснее, и таять, таять в сладкой истоме, как будто вот только что он брал ее снова, долго и нежно. «Мой. А я — его». Он медленно, осторожно зализывал засос, а Хесса думала, что это, наверное, одна из самых безумных ночей в ее жизни. И, пожалуй, самая счастливая.

В сераль возвращались под утро, впятером: Лин, Хесса, Сальма, Мирана и новенькая, Мирель. Лалия ушла с Асиром. Вокруг тесным двойным кольцом смыкалась стража — евнухи и клибы, никаких кродахов, потому что запах пятерых анх, долго и упоенно ублажавших кродахов, сорвал бы резьбу, наверное, у любого. Покрывало, выловленное из фонтана расторопным слугой, успело высохнуть, шелк ласкал кожу… и напоминал. Каждым прикосновением, каждым мягким отблеском в свете ламп напоминал об охватившем Лин безумстве.

Она чувствовала себя странно: одновременно и расслабленно-счастливой, и горестно несчастной. Анха была довольна: владыка уделил ей этой ночью много внимания, причем именно такого, какое нравилось. Сыто подремывал удовлетворенный внутренний зверь. Но сама Линтариена… Нет, она не жалела ни о стриптизе в фонтане, ни о том, что творила после. Но было не по себе. Она заранее смирилась с тем, что придется обнажиться на глазах у посторонних, но совсем не собиралась публично заниматься сексом!

Но занялась. Это была целиком ее инициатива, Асир не потребовал бы ничего такого, если бы сама не выказала желание и готовность. «Предки, что со мной? Что я творю?» Тут же вспомнилось: тот же вопрос мелькнул в голове, когда она устроила представление в фонтане. «Асир был доволен. Это и значит быть анхой? Его анхой?» На самом деле хотелось его и спросить. А почему нет? Он сам сказал, даже потребовал: говорить обо всем, что чувствует, и особенно о том, что не нравится или кажется странным. Но когда теперь она увидит владыку наедине так, чтобы у него было время отвечать на ее вопросы, а у нее — желание спрашивать, а не заниматься более интересными вещами? Наверное, не очень скоро. Эти посольства! Когда уже они закроют проклятую дыру и разъедутся?