Онлайн книга «Последний койот»
|
Вернувшись в дом, он набрал номер репортера Кейши Рассел. Она была новым человеком в отделе криминальных новостей и стремилась сделать себе имя. Несколько месяцев назад она даже пыталась использовать Босха в качестве своего источника в ПУЛА. Обычно репортеры начинали с того, что кропали многочисленные статейки по мелким делам, не заслуживавшим большого внимания. Однако в процессе расследования они вступали в контакт с детективами, которые вели следствие, и втирались к ним в доверие в надежде в будущем получать от них информацию по другим, более интересным и крупным делам. Рассел написала за неделю пять статей об одном деле, которое расследовал Босх. Это было так называемое домашнее насилие. Некий муж, которому властями было запрещено подходить к новому жилищу своей супруги, решившей пожить от него отдельно, нарушил это постановление и отправился к ней с визитом на улицу Франклина. Затащив ее на балкон пятидесятого этажа, он сбросил ее вниз, после чего последовал за ней сам. Пока Рассел писала свои истории, она несколько раз беседовала с Босхом. В результате с каждой новой статьей они у нее стали получаться более полными и глубокими. Ее последние тексты понравились Босху, и он даже проникся к ней некоторым уважением. Однако он нисколько не сомневался, что эта женщина рассматривала статьи, написанные с его подачи и с упоминанием его имени, а также свое повышенное внимание к его особе как своеобразный строительный материал для создания долговременных отношений типа «репортер – следователь». С тех пор не проходило и недели, чтобы она не позвонила Босху под каким-нибудь благовидным предлогом и, пересказав полученные из других источников последние департаментские сплетни, не задала краеугольного для каждого уголовного репортера вопроса: «Какое-нибудь интересное дельце наклевывается?» Кейша взяла трубку после первого же гудка, и Босху оставалось только гадать, с какой стати она поднялась в такую рань. Он-то всего-навсего планировал оставить ей устное сообщение на автоответчике. – Кейша? Это Босх. – Привет, Босх. Как поживаешь? – Насколько это возможно, хорошо. Полагаю, ты обо мне уже слышала? – Не все. Знаю только, что тебя отправили в административный отпуск. Но никто не объяснил мне почему. Ты об этом хочешь поговорить? – Не совсем. То есть, я хочу сказать, не сейчас. Я собирался попросить тебя об одолжении. Если дело выгорит, я дам тебе материал для статьи. В прежние времена репортеры охотно соглашались на такого рода сделки. – Что я должна сделать? – Отправиться на прогулку в морг. Она издала протяжный стон. – Я имею в виду газетный «морг». У тебя в «Таймс». – Уже лучше. Что конкретно тебе нужно? – У меня есть одно имя. Из прошлого. Этот парень был ходячим собранием всех пороков в конце пятидесятых и, возможно, в начале шестидесятых. Но с тех пор я потерял его след и полагаю, что он уже умер. – Так тебя интересует некролог? – Сомневаюсь, что мой герой относится к тому типу парней, о которых «Таймс» стала бы печатать некрологи. Это был во всех отношениях мелкий человечек. Я просто думаю, что если его смерть была безвременной, «Таймс» могла поместить по этому поводу небольшую заметку. – «Безвременной»? Ты хочешь сказать, если ему вышибли из револьвера мозги? – Ты правильно понимаешь ситуацию. – Хорошо, я займусь этим делом. Босху показалось, что в её голосе прозвучала некоторая заинтересованность. Кейша явно считала, что такого рода услуга с ее стороны упрочит их отношения и принесет ей дивиденды в будущем. Босх решил не рассеивать ее иллюзии. – Итак, его имя? – Его зовут Джон Фокс. Но обычно его называли Джонни. Последние мои данные на него относятся к тысяча девятьсот шестьдесят первому году. Он был сводником, подонком, отбросом общества. – Это белый, черный, желтый или коричневый парень? – Это был белый подонок. – Ты знаешь, когда он родился? Это облегчит поиски, если вдруг обнаружится, что в газете упоминаются разные Джонни Фоксы. Босх назвал год, месяц и день рождения Фокса. – О'кей. Как мне тебя найти? Босх продиктовал ей номер своего мобильника. Он знал, какая это отличная наживка. Можно было не сомневаться, что этот номер мгновенно перекочует в персональный компьютер Кейши в файл «Полицейские контакты». Она накапливала и берегла подобные сведения с таким же упорством и старанием, с каким иная дама собирает и хранит ювелирные изделия. Ничего удивительного: обладая номером его мобильника, она могла связаться с ним практически в любое время. Ради такой добычи стоило порыться в газетном «морге». – Ладно, Босх. Я встала сегодня так рано, потому что у меня на утро назначена встреча с редактором. Но после этого я сразу же отправлюсь в наш газетный архив. И как только обнаружу там что-нибудь любопытное, сразу же тебе перезвоню. – Если там найдется что-нибудь любопытное. – Будем надеяться. Повесив трубку, Босх съел немного кукурузных хлопьев из коробки и прослушал новости по радио. Он перестал подписываться на газеты из-за строительного инспектора Гауди, для которого оставленная на пороге почта являлась свидетельством проживания в назначенном на слом здании. Ничего из услышанного по новостным каналам его особенно не заинтересовало. По крайней мере о новых убийствах в Голливуде не сообщалось. Значит, он ничего не потерял. Впрочем, одна новость, прозвучавшая после сообщения о положении на дорогах, привлекла его внимание. Обитавший в городском аквариуме в Сан-Педро осьминог вырвал щупальцами трубу из цистерны, обеспечивавшей циркуляцию воды в аквариуме. Вода вытекла, и осьминог умер. Активисты из организаций, боровшихся за сохранность окружающей среды, назвали это самоубийством. По их мнению, осьминог таким радикальным способом выразил протест против своего содержания в неволе. «Подобное только в Лос-Анджелесе возможно», – мрачно подумал Босх, выключая радио. Это такое жуткое, неприспособленное для жизни место, что даже морская тварь не выдержала и убила себя. Потом Босх отправился в душ и долго стоял под его упругими струями, зажмурившись и подставляя падающей сверху воде лицо. Заканчивая бриться перед зеркалом в ванной, он снова отметил набрякшие мешки под глазами. Сейчас они казались ему даже более заметными, чем прежде, и отлично гармонировали с покрасневшими от недосыпа и вчерашней выпивки глазами. Он положил бритву на край раковины и наклонился к зеркалу. Кожа была сероватой, как изготовленная из вторичного сырья бумажная тарелка. Оценивая мысленно свою внешность, он подумал, что когда-то считался весьма привлекательным мужчиной. Но больше таковым не является. Теперь он выглядел как сломленный и основательно потрепанный жизнью неудачник. Казалось, прожитые годы все ниже пригибали его к земле. Босх подумал, что сейчас напоминает одного из тех одиноких стариков, которых находят в постели мертвыми. Тех, что живут в полуразрушенных, загаженных домах или вообще не имеют определенного места жительства и ночуют в картонных коробках. Вот и он, Босх, больше походит на мертвеца, нежели на живого человека. |