Книга Идеальная Эльза, страница 173 – Тата Алатова

Хельга замкнулась в себе, похудела и вытянулась еще сильнее, окончательно растеряв остатки детской пухлощекости.

Она стала резкой и даже грубой, больше не играла с Исааком, все свободное время проводила за книгами, а однажды, приехав за ней в школу, Кристиан застал ее целующейся с тем самым Артуром, который задирал ее прежде.

Разумеется, первым порывом Кристиана было забрать ее из смешанной школы, таившей в себе различные искушения, и отправить в закрытый женский пансионат, но потом он немного успокоился, пригрозил всевозможными карами и оставил без сладкого. Все это принесло лишь чувство глубокого поражения.

Аккерман, оставшийся за главного на обеих фабриках, тоже стремительно взрослел. Эльза писала ему длинные письма с поручениями и вопросами о состоянии дел, а Хауслер слал чертежи и расчеты. Аккерман чертыхался и страдал, жаловался на невыносимый гнет ответственности и между этими стенаниями заключил многомиллионную сделку с железными дорогами.

Эльза и Хауслер вернулись через полтора месяца, в день, когда эскулапы увезли Андреса Коха в психиатрическую лечебницу, а Кристиан и Грета отметили шампанским тот примечательный факт, что банк наконец-то вышел пусть в маленькую, но прибыль.

Запыленные, загорелые, усталые и веселые одновременно, они победно ворвались на площадку перед фабрикой на изрядно потрепанном драндулете, и Аккерман, ко всеобщему потрясению, разрыдался как ребенок.

– Ты, ты! – закричал он, указывая на Хауслера. – Чтобы еще хоть раз!

После чего зажал себе рот обеими руками, развернулся и убежал в глубь пустой фабрики – рабочий день уже подошел к концу.

Хауслер криво усмехнулся с несколько виноватым видом, а потом потопал следом – утешать и мириться.

Эльза буквально рухнула Кристиану на руки.

– Меня ноги не держат, – улыбнулась она, – мы ехали почти без остановок.

Кристиан, чувствуя, как заходится в бешеном кульбите сердце, подхватил ее. Силы его будто утроились, и он даже не понял, как донес Эльзу до самой мансарды и как преодолел все ступени, хотя на подобные подвиги был неспособен и в ранней юности. Эльза не была миниатюрной, она была высокой и не страдала от болезненной худобы, но его руки даже не дрожали, когда он опустил ее на диван, упал на колени и принялся целовать слепо и жадно.

– Кристиан, – смеялась она, пытаясь увернуться, – я же с дороги и вся пыльная!

Но ему было плевать.

И он почувствовал то мгновение, когда ей стало плевать тоже.

Когда ее руки больше не отталкивали его, но притягивали к себе. Когда поцелуи стали требовательными и яростными.

Он обожал, как Эльза занималась любовью – пылко и самозабвенно, как будто не было вокруг никого и ничего.

Она не отдавалась ему – но брала свое. Иногда в ней прорывалась безжалостная властность, которая ясно давала понять, каким человеком она со времени станет.

Эльза никогда не была беспомощной и слабой, но в такие моменты становилась всемогущей.

И Кристиан обожал ее цельность – она всегда четко знала, чего хочет, и добивалась этого безо всякого смущения.

Теперь она хотела его – и горло перехватывало от восторга.

– Знаешь, у меня к тебе есть два предложения, – сказал он куда позже, изможденный, выжатый насухо, без малейшей возможности хотя бы пошевелиться. После дикой скачки, которую они устроили на диване, даже не успев до конца раздеться, они с Эльзой приняли ванну, и потом он ворвался в нее прямо там – теплую, розовую, мокрую, податливую, глядя на их отражение в зеркале. Эльза цеплялась руками за раковину, с ее волос стекала вода, а бедра в невообразимом танце двигались назад, навстречу Кристиану. После этого они все же добрались до кровати, и все было медленно и плавно, с неторопливыми поцелуями и ласками.