Книга Дочь атамана, страница 49 – Тата Алатова

Глупая надежда, погнавшая его к цыганам, при свете юного дня казалась совсем несбыточной, но разворачивать назад было бы совсем нелепо, да и Саша Александровна так радовалась этой затее. Поэтому Гранин плелся в хвосте их небольшой процессии и удрученно размышлял о том, что и старики бывают болванами.

Шишкин оглянулся на него и придержал коня. Он единственный знал дорогу к заброшенному хутору, который вот уже более десяти лет облюбовали для зимовки цыгане.

— Раньше там староверы жили, да со временем все вымерли, — сказал он, продолжая беседу, которую они начали еще во дворе. — Сказывают, только один полубезумный старец и остался, но ушел из опустевшего хутора в гущу леса, от людей подальше.

Гранин помнил гонения первого императора на старообрядцев так, словно это было вчера. Один из них пришел в их деревню — будто святой воин из древних былин. Бо́льшую часть жизни Прокопий провел на поле боя, прошел в императорской армии несколько войн, выучился людей лечить и даже посещал по высочайшему указу особую семинарию за границей. Долгое время государя не особо волновали дела церковные, был бы человек для империи полезен — и пусть верит во что хочет, считал он. Но потом Синод получил большее влияние, и староверы хлынули в леса да деревни подальше от ссылок и каторг.

Прокопий учил деревенского мальчика Мишу, сына травницы, резать и зашивать пациентов, объяснял, как человек устроен изнутри и снаружи.

Как же давно это было — умер давно святой воин, первый император шагнул из новой столицы прямо в легенды, его дочь устраивала пышные бесноватые балы, где женщин не отличить от мужчин.

А Гранин все еще топтал эту землю.

— Цыгане на нашей земле ведут себя смирно, — меж тем говорил Шишкин, — кому охота, чтобы хутор однажды спалили. Так что лошади в их таборе издалече. Ну а мы никому бумаг на кобыл предъявлять не обязаны, так что ты не думай, барин, хлопот с этим не будет.

Меньше всего Гранин сейчас думал о краденых лошадях, но притворялся, что слушает внимательно.

Над хутором поднимались сизые струйки дыма печей, здесь стояло всего несколько домов, зато огромных, возведенных из толстых сосновых бревен. В передней части большой избы обыкновенно жили люди, а в задней — коровы, курицы, овцы и кони.

Бойкий цыганенок едва не влетел под копыта лошади Шишкина, вытаращил глаза, бросил легкие деревянные салазки и припустил к домам, гортанно стрекоча что-то на своем языке.

Из ближней к краю избы вышел коренастый старик, приложил ко лбу руку козырьком, щурясь на солнце. Шишкин помахал ему — он хвастал, что приятельствует с цыганами, и Гранин не стал уточнять, какой же интерес свел их вместе.

Старик поспешил с высокого крыльца навстречу незваным гостям, следом за ним высыпали из дверей женщины в разноцветных платках, похожие на расписные игрушки, мужчины в мохнатых тулупах, дети, закутанные во что попало. Все они — черноглазые, кучерявые, смуглые — говорили громко и вразнобой.

Шишкин спешился первым, пошел навстречу старику, громко приветствуя его. Гранин так неловко сполз с лошади, что только и радовало: Саша Александровна в его сторону не смотрела, они с Семеновичем с любопытством разглядывали обитателей хутора.

Однако стоило Гранину сделать шаг вперед, как высокая старая цыганка что-то закричала от плетня дальнего дома, а потом двинулась наперерез с явно недобрыми намерениями.