Книга Лекарка для врага, страница 25 – Алиша Фокс, Лана Кроу

Моей магии хватило чтобы понять, это был он. Я тут же надела обратно кулон.

И дрожащими руками начала развязывать веревки. Когда последний узел ослаб, я отшвырнула веревку прочь.

Его веки дрогнули. Он уставился на меня со страхом.

— Мамочка…

— Все хорошо Сеня, мама и папа рядом они сейчас войдут…

— Там было страшно, очень страшно. — Мальчик подался вперед и вцепился в меня, в поисках помощи. – Такой страшный, страшный сон…

Я положила руку на его светлую голову. Чувствуя, как у самой подступают слезы.

— Там… там было темно. И холодно. И все время хотелось… кушать. Очень сильно. А потом… потом я услышал папу. И твой голос. И стало светлее. — Он замолчал, глотая слезы. — Мне страшно. Я больше не хочу такой сон.

Глядя на него — на синяки под глазами, на ссадины от веревок, на его беззащитную худенькую шею, — я почувствовала невероятную, давящую боль.

— Все уже прошло, — сказала я, и мой голос стал тихим и теплым. — Ты просто очень заболел. Но теперь все будет хорошо.

— Правда?

Я посмотрела в его черные, полные слез глаза и сделала то, на что у меня почти не оставалось сил — улыбнулась.

— Правда, — сказала я. — Я обещаю тебе. Все будет хорошо.

И он, исхудавший, измученный мальчик, поверил мне.

Вот только все произошедшее сегодня, лишь половина ритуала и самое страшное еще ждало нас впереди.

Утро пробивалось сквозь заледеневшее окошко, разливаясь теплым светом.

В его лучах кружилась такая хрупкая радость.

На кровати, заваленный лоскутными одеялами, сидел Сеня. Бледный, исхудавший, с синяками под глазами, но — живой. Ульяна, с красными, но уже сухими глазами, подносила ему ложку с теплой кашей, а Тата, сидя на краешке, внимательно смотрела на братишку. Тата что-то сказала, и Сеня засмеялся.

И этот простой звук был лучшей наградой. Иван стоял рядом со мной, прислонившись к дверному косяку. Вся его мощная фигура была напряжена, каждый мускул рвался туда, к кровати, прикоснуться, убедиться, обнять. Но я просила его поговорить со мной наедине. Ведь испытания еще не закончились. Мы только на середине.

— Как это случилось? Где он мог заразиться? — спросила я Ивана.

Он мрачно покачал головой, в его глазах читалась та же беспомощность.

— Не знаю. Не кусал его никто, я проверял. Играл всегда на глазах, у окна. Никогда за околицу не ходил.

В голове крутились обрывки бабушкиных уроков, страшные сказки и суровые реальные случаи. Путей проникновения Черни было не так много. Прямой укус… Порча… Или…

Я повернулась к нему, ловя его взгляд.

— Иван. Вы ведь не охотились в Черни?

Он вздрогнул, будто я прикоснулась к нему раскаленным железом. Его плечи сгорбились, а взгляд ушел в пол. Этого было достаточно. Я поймала его с поличным.

— Дичи нет! — вырвалось у него сдавленно, с отчаянием загнанного зверя. — Горы хмурые. В лавке цены кусаются… Надо кормить семью. Зашел… за обережные знаки. Немного. Птицу подстрелил, жирную такую, пеструю… Все ее ели. И я, и Ульяна, и дети.

Ледяная полоса прошла у меня по спине.

— Нельзя есть то, что поймано за чертой, Иван! — прошипела я, чтобы не слышали дети. — Неизвестно, чем она дышала, что ела… чьим обликом могла быть!

— Мы все ее ели! — упрямо повторил он, но в его глазах уже читался ужас от понимания. — Все! Но ведь только он… У него был такой кашель. А нам не с чем даже было приготовить бульон.