Книга Хозяйка заброшенного поместья, страница 79 – Наталья Шнейдер

Пропади оно все пропадом!

Как была, в одной рубахе и туфлях, я пролетела сквозь черную часть дома. Подхватила колун, который, я помнила, стоял в углу в черных сенях. Под ногами невесть откуда закрутился Мотя, и я едва не споткнулась об него.

— Уйди, не суйся под горячую руку! — прикрикнула на него я.

Кот не внял. Пришлось перепрыгнуть через него. Не чуя ног, не ощущая холода, я рванула к сараю, где под навесом лежали распиленные кругляши, которые нужно было расколоть на дрова. Здоровенный колун показался мне невесомым, как и чурка, которую я закинула на колоду. Со всей дури я обрушила колун, и еще. Руки тряслись от злости, но все же не подвели — со второго удара чурка развалилась пополам, оставалось только отрубать полешки с краев, чем я и занялась. Деревяшки отлетали с сухим стуком, а я все рубила и рубила. С каждым ударом топора, с каждым выдохом, больше похожим на вскрик, с каждой каплей пота из меня словно выходила злость, а в голове билась только одна мысль: подольше бы чурки не заканчивались, иначе я стану вдовой, не дожив до развода.

Я распрямилась, расправившись с очередным кругляшом. На плечо легла ладонь. Я развернулась.

— Пойдем домой, касаточка. — Марья забрала у меня из рук колун, прислонила его к колоде. Накинула мне на плечи шубу. Повторила: — Пойдем домой. Уехал он.

Я кивнула. На смену бешенству пришло опустошение. Только одна мысль в голове билась: «Уехал».

Как будто я сама не велела ему проваливать!

Как будто мне не все равно!

— Пойдем, — в третий раз сказала нянька, приобняв, повела меня за собой. — Дуня уж и полы помыла по всему дому.

— Ключевой водой? — хихикнула я.

— Колодезной. Больно далеко до ключа бежать, но если хочешь…

— Не хочу. Много чести ради него трудиться.

И переживать из-за него — много чести.

Точно маленькую, не отпуская, Марья довела меня до дома, заставила скинуть промокшие тапочки и влезть в валенки. Усадила за стол, всунув в руки кружку чая.

— С медом, как ты любишь.

Вообще-то я люблю несладкий, но нянька искренне хотела меня порадовать, и я не стала спорить.

Марья села напротив, подперев щеку рукой.

— Скажи мне как на духу, касаточка… только не серчай. С тем… зайцем или как там его было что? Али напраслину он на тебя возвел?

Я заглянула ей в глаза.

— Не помню. Чем хочешь клянусь, не помню. Но разве так ты меня воспитывала, чтобы от законного мужа гулять?

—  Твоя правда, не так я тебя воспитывала, — вздохнула нянька. — Вот и я думаю: Настенька моя не ангел, само собой. Рано матушка твоя померла, не успела дорастить, а батюшка сам всю жизнь как ребенок был. Но все же не станет она грешить, даром что от такого аспида и загулять не грешно.

Я отхлебнула приторно-сладкий чай, не зная, что ответить, но Марья и не ждала моего ответа.

— Не грусти, милая. Перемелется — мука будет. Не стоит этот аспид твоих слез.

— И не собираюсь, — фыркнула я. Ни один мужик в мире не стоит того, чтобы по нему слезы лить.

Я залпом допила чай.

— Пойдем, стирки полно.

— Дуняша постирает. И твое, и аспида.

— Он что, так и уехал полуголый? — оторопела я. — Простынет ведь!

Ох, да пусть делает что хочет, большой мальчик! Простынет — сам дурак, мне-то какая разница! Тогда уж точно не станет таскаться сюда как на работу и попрекать чужими грехами, скорее всего, несуществующими!