Книга Хозяйка расцветающего поместья, страница 117 – Наталья Шнейдер

Стрельцов улыбнулся.

— Я это заметил. И восхищен вашей деятельной натурой. Право слово, если бы я мог вас обнадежить…

— Спасибо, что не стали это делать, — улыбнулась я ему в ответ. — Нет ничего хуже неоправданных надежд.

Радовало лишь то, что я скаталась в город не просто так, а задержалась на денек у тетушки Зайкова, оказавшейся милейшей старушкой. Племянник так ее допек, что она засыпала меня письмами с благодарностью за избавление от родственничка и приглашениями погостить. А у меня появилась возможность пробежаться по лавкам, запасаясь банками и горшками для тушенки, прикупить журналов да встретиться с несколькими купцами. Теперь, когда мне придется рассчитывать только на себя, не стоило связывать все свои планы с одним Медведевым.

Через пару дней после моего возвращения из города Марья нашла меня на клубничной грядке.

— Касаточка, там свекровка твоя приехала, просит принять. Сказать, что тебя дома нет?

Я выпрямилась — так резко, что закружилась голова. Пришлось подхватить няньку под локоть.

— Не гони ее. — В глазах наконец прояснилось. — С ней я не ссорилась.

Я передала стоявшей рядом девчонке банку с солевым раствором, в который нужно было собирать слизней из-под приманок — смоченных квасом тряпочек. Совершенно некстати вспомнилось, как в детстве я собирала личинок колорадских жуков в консервную банку с керосином. Хорошо, что здесь эта напасть пока неизвестна, одной заботой меньше.

— Принеси чай в гостиную, — сказала я Марье. — И к чаю что-нибудь… — Я покрутила рукой. — Не знаю. В общем, сообразишь.

Не знаю, что от меня нужно свекрови — или теперь лучше говорить, бывшей свекрови? — но разговор не обещал быть приятным. Желудок подкатил к горлу горечью. Я сглотнула. Нет, хватит. Трусость уже разрушила мой брак.

— Настенька? — Нянька встревоженно заглянула мне в лицо. — Ты что-то бледная совсем. Все в порядке?

— Нет, но справлюсь. Княгиня, похоже, затемно из дома выехала, некрасиво будет ее восвояси отправить. И обижать нехорошо будет. Пойдем.

Я сняла фартук, отдала его Марье. Уже обходя дом, вспомнила, что одета в скандализировавший модистку костюм с шароварами, но переодеваться было некогда, да и незачем.

Однако княгиню, похоже, меньше всего волновал мой наряд. Она слетела с подножки коляски, устремилась ко мне, кажется, собираясь обнять, и неловко застыла, растерявшись. И я так же растерянно смотрела на нее.

— Сын рассказал, что вы разъехались, — сказала наконец она. — Я ночь не спала, а наутро сразу же помчалась к тебе.

— Елизавета Дмитриевна… — начала было я. Но договорить мне не дали.

— Настенька, милая. Не знаю, какая кошка между вами пробежала, и не хочу знать. На нем лица нет, тебе, вижу, тоже несладко, однако не мое это дело — судить да рядить, кто прав, кто виноват. Но знаю, что четыре дочери у меня рожденные, и на старости лет господь пятой порадовал.

У меня на глаза навернулись слезы.

— Матушка, я… Я не знаю, что сказать. Пойдемте в дом, попьем чаю, а там, может, и слова найдутся.

Я пропустила ее к дому, повернулась следом — наверное, слишком резко, потому что голова закружилась, а горький ком, что встал поперек горла, рванулся наружу. Я едва успела согнуться, чтобы не забрызгать одежду.

Княгиня мягко подхватила меня за плечи, когда закончились спазмы, сама вытерла мне рот платком.