Книга Эйна из Третьей зоны. Трава на асфальте, страница 24 – Арина Остромина

– Вот. Это тебе.

– Что это? – Юста взяла подарок осторожно, двумя пальцами.

– Кукла. Я сама сделала. Для тебя.

– Для меня? – Юста всё ещё держала куклу на вытянутой руке, как будто боялась запачкаться.

Потом она подбросила куклу и ловко поддела её носком ботинка, когда кукла уже почти упала на асфальт.

– Эй, девчонки! У нас новый мяч! – закричала Юста. И с разных концов двора к ней побежали её подруги. Юста хохотала, поддевая куклу ногой и пиная её так, чтобы попасть в лужу. Вскоре уже вся группа, кроме нас с Триной, вступила в игру. Бедная кукла летала по двору, тонкие нитки, так старательно завязанные Триной, разорвались, и лоскутки сыпались на асфальт и оставались лежать под ногами у разгорячённых девочек.

Трина так и осталась стоять на том месте, где отдала Юсте подарок. У неё было такое белое лицо, что я вспомнила маму – она выглядела так же, когда прощалась со мной. Трина шевелила губами, как будто пыталась что-то сказать, но я ничего не слышала. Потом она повернулась ко мне, я увидела слёзы у неё в глазах и почему-то шагнула назад. Я не хотела стоять рядом с ней. Спиной я почувствовала, что упёрлась в забор; острый край какого-то камня больно впивался между лопатками, а я всё сильнее прижималась к нему; мне было всё больнее, и скоро у меня тоже потекли слёзы.

Кукла уже совсем рассыпалась, от неё осталась только мягкая кучка тряпок. Юста продолжала хохотать, и я впервые заметила, какая она некрасивая: длинный тонкий нос, мелкие острые зубы. А смех казался визгливым и таким громким, что я зажала уши руками.

Мяча больше не было, а Юсте хотелось продолжать игру. Она подцепила ногой остатки тряпок и подтащила этот бесформенный комок к Трине.

– Забирай свою куклу!

Юста посмотрела Трине в глаза, усмехнулась и плюнула на бывшую куклу.

– Ну же? Забирай, я сказала! Что стоишь!

Трина, не вытирая слёз, вдруг рванулась вперёд и начала колотить Юсту кулаками. Юста сначала попятилась, но быстро сообразила, что происходит: эта дура-новенькая осмелилась на неё напасть! Юста изо всех сил толкнула Трину, та упала, подбежали другие девчонки, начали пинать Трину ногами.

В это время во двор выбежала наставница – она должна была присматривать за нами, пока мы гуляли, но её вызывали к начальнице, и она ненадолго оставила нас одних. Я не помню, что она кричала, какими словами ругала Юсту и её приспешниц, что говорила Трине.

Я по-прежнему стояла у забора и молча плакала. Наставница помогла Трине встать, взяла её за руку, посадила на скамейку рядом с собой, и они долго разговаривали. Когда закончилось время прогулки, все чинно пошли в здание, как будто ничего не случилось.

Мы с Триной никогда не говорили о кукле и об этом случае. Мы с ней вообще больше не говорили. А по ночам, если я не могла заснуть, я нарочно переворачивалась на другой бок, чтобы не видеть слёзы на щеке Трины.

Через полгода Юсту перевели из нулевой в младшую группу, а потом её и вовсе забрали какие-то родственники. Трина оставалась в приюте ещё два года, а потом заболела, попала в больницу и больше не вернулась.

Мой план с фальшивыми письмами по-прежнему работал – примерно раз в две недели я сочиняла новые тексты. Валите я писала, что её поклонник недавно опять проходил мимо приюта и видел издали, как она играла с девочками, бегала по всей площадке и ловко отбивала мяч. Получалось очень правдоподобно, я специально описывала именно те прогулки, на которых Валита делала что-то особенное, – в мяч мы играли редко, и она понимала, что таинственный незнакомец действительно мог видеть нашу игру. Подбрасывать записки в нишу на заборе удавалось легко: когда я шла из школы, на улице не было никого из воспитанниц – в это время они или работали на фабрике, или шили в мастерской. Меня даже иногда просили проверить, нет ли в нише новой записки. Тогда я могла не прятать её под камень, а сразу нести Валите.