Книга Я люблю!, страница 20 – Анна Летняя

— Только те, кто желает спать на мягком и вкушать изысканные яства. И это цитата, а не моя выдумка. Вот я и подумала, а почему, собственно, мы так не поступаем? Я понимаю, что вы у меня самые лучшие, но мы можем стать еще выше в глазах окружающих. Не богатством, а добротой и благородством. Про уступку в цене для советника я просто так сказала. Ты не думай, я не корыстная и не жадная. И если подумать, то жеребят можно будет дарить тем семьям, кто благороден, честен, но, увы, не так богат, как мы. Им будет приятно, а для нас подобный подарок на день имени наследника не накладен.

— Боюсь, тогда тебя быстро завалят предложениями от возможных женихов. А мы не готовы отпускать нашу предприимчивую малышку в другую семью! — полу шутя ответил папа, но в его глазах был страх.

— Так и я уходить не планирую. Пусть все, кто пожелают породниться, готовятся приходить в наши земли. Я наследница, а значит, и род продолжу только наш. Вот еще что удумали. Я не собираюсь менять родовое имя. Я буду, как мама!

— При таком условии ряды женихов сократятся вдвое, — задумчиво ответил отец, нахмурив свои шикарные черные брови. — Благородные господа желают продолжить свое имя. В большинстве своем.

— Вот! А на остальных я найду еще десяток-другой условий, и в конце останутся только те, кому буду нужна я сама. С такими я уже буду знакомиться лично, но не сейчас, а лет так через шестьдесят, — с улыбкой заверила родителя.

В мои планы сейчас не входило общение с женихами. Меня должны полюбить настоящей, а не малышкой, которую хочется погладить по голове и дать печеньку.

— А не поздно? Обычно первых женихов объявляют в шестьдесят лет или семьдесят. Почти девяносто лет — слишком зрелый возраст для леди. Общество будет теряться в догадках.

— Судя по тому, что первую огненную ступень получали «мальчики» сто двадцати лет, то это еще рано! Моими я назову тех мужчин, которые чего-нибудь добьются сами. Остальные могут проходить мимо. Простые титулованные лентяи в моем доме приветствоваться не будут.

— Ох и хитрая же ты, дочка, — рассмеялся отец и тут же взял себя в руки, свел брови, изобразил строгое выражение лица. — Но твоя речь оставляет желать лучшего. Леди должна помнить, как и с кем нужно говорить.

— Мама уже сделала мне замечание, — я тяжко вздохнула, припомнив часовую лекцию о моих недопустимых словесных оборотах. — Теперь мы по несколько часов в день говорим с ней, как положено леди. А это очень неудобно и заковыристо. Я себя надутой гусыней чувствую!

— Так положено изъясняться в обществе. Но если тебе будет легче, то я и сам не люблю говорить, как лорд. Однако, делаю над собой усилие и не огорчаю семью, которая меня приняла и любит. А если могу я, то и ты сможешь. Дома с близкими можешь говорить так, как тебя устраивает, но привычка помнить, что ты леди, должна быть у тебя выработана до автоматизма. Сейчас тебе много спускают с рук, но так будет не всегда. Еще несколько лет, и на тебя станут смотреть, как на невоспитанную малышку. Вот это нашему роду точно не принесет пользы. Наследница, не умеющая себя вести, это позор для матери, ее воспитавшей.

— Я буду стараться, — обняв его за шею, я устроилась щекой на могучем плече. — Даже если у меня язык в узел завяжется.

— Давай без трагизма! Все у тебя получится. Ты же наша звездочка! — он говорил радостно, с гордостью, но я ощущала горечь в его словах.