Книга Я люблю!, страница 376 – Анна Летняя

— И я понимаю. Мастера не растут сами по себе. Прежде чем набьют руку, они портят десятки метров отменного дерева. Да и простого немало приходилось спустить на шкатулки и такую мелочевку, как заколки и гребни. Я и сам не сразу смог сделать что-то приличное в первые годы. Пришлось быть очень упертым в своих стараниях, — пожал он плечами.

— Ты сам работал с деревом?

Я удивилась. Ведь сама в этом мире старалась не влезать в процесс работы, предпочитала доверять окружающим и руководить. Так у меня оставалось хоть немного личного времени.

— Сам, конечно, да и сейчас могу. Меня учил старый мастер, живший в нашем доме. Но он из простых людей, окончил всего несколько классов и порой не мог объяснить, что я делаю не так. Показывал раз за разом, но его руки работали сами по себе, они так привыкли, а мой нажим был то сильнее, то слабее, — указав на беседку, Скиф предложил сесть, но я отказалась. — Как устанешь, скажи. Не нужно себя перегружать лишними прогулками. Не на твоем сроке.

— Ладно тебе. Я не настолько хрупкая и слабая. Беременность не болезнь, а естественный процесс организма каждой женщины, — отмахнулась я от его слов. — Забота приятна, но не перебарщивай с ней. Не будь, как они, как мои супруги с их заботой, сводящей меня с ума. Расскажи лучше, как ты начал свое первое дело? Почему ты решил взвалить на себя достаток своей семьи? Не проще было оставить все, как есть, и перейти в другой род?

Глубоко вздохнув, рыжик замолчал и нахмурился. Его красивые брови сошлись на переносице, а губы сжались. Я не торопила его, ожидая, насколько откровенным он станет сейчас. В его детстве не могло быть все радужно и легко. Характер закаляет либо поддержка любимых, либо полное одиночество.

— Мой отец был очень упертым. А еще считался старшим супругом моей мамы, хоть злые языки и говорили, что у них все было не совсем радужно. Я родился пятым, и случилось это за год до его смерти. Ничего трагического или масштабного. Простая неосторожность, но я вырос с навязчивой мыслью, что его сгубили мне назло. Не хотел идти на контакт с другими отцами, отталкивал маму. В общем, не был образцом для подражания, одним словом, и это еще мягко сказано. Конечно, потом перебесился, но далеко не сразу. Не в первые пятьдесят лет своей жизни. И это производство я поднимал только потому, что оно изначально пришло в род вместе с отцом. С лет двадцати я учился всему, что якобы должен был знать мой отец, которого я возвел в ранг божества. Как понимаешь, любить меня, всезнайку, резко отвечающего на любые фразы в его сторону, никто не спешил. Многие годы это ломало мою семью, отворачивая от меня окружающих. Я сам все испортил, и прекрасно осознаю свою вину.

— Ты жалеешь об этом сейчас? Что упустил время быть с семьей? — сжав его руку, я постаралась выразить свою поддержку.

— Теперь, когда узнал твою семью близко, да. Очень сожалею. Вы — как единый организм, поддерживающий друг друга даже в мелочах. Подобное важнее любых денег, даже самых больших.

Замолчав, он все-таки подвел меня к лавочке и сел на нее первым, не оставляя выбора мне. Фыркнув, я села рядом и посмотрела на него, ожидая продолжения своеобразной исповеди.

— Нет-нет, больше ничего душещипательного я тебе не расскажу. Мне запретили. Каждый из твоих мужей счел своим долгом поговорить со мной, разъяснив линию поведения до родов.