Книга Боярышня Воеводина, страница 108 – Елена Милютина

— Постой, это ты Лебедянью командовал?

— Да, а в чем дело?

— У Сапеги большие надежды были, что Заруцкий с Маринкой в Москву прорвутся, помешают Михаила на царство венчать. Они здесь почти месяц в трауре были, как узнали, что Ивашко все ладьи потерял, половину войска, сам с Маринкой еле ушел на Волгу. Кстати, схватили их на Яике, в Москву везут. Они на Лебедянь надеялись, отсидеться там, ксендз там тоже особый был, а теперь его найти не могут. Так что воевода Лебедянский у Сапеги вражина под первым номером. Смотри, прознают, не помилуют!

— Так в любом случае не помилуют.

Михаил на секунду замер, как бы прислушиваясь к округе.

— Пока чисто. Ты, Серый, совсем даром не пользуещься?

— Пользуюсь, только слабоват он у меня. Слушай, я только что догадался, это ты с магами у Маринки разделался?

— Я! Одного силой ударил, второго просто застрелил.

— Я тут подумал, в замке православная часовня есть, давай там встретимся в следующий раз!

— Ты что! Я же истинный католик! Невместно по православным храмам шастать. Всю маскировку разоблачу!

— А если просто из интереса?

— Просто из интереса я в баню напрошусь. Есть же у Сапеги баня. Вот и поинтересуюсь, отличается ли она от Рижской. Я туда тоже якобы из любопытства сходил. Шок получил. Они там семьями в общей мыльне моются. Мужики и бабы вместе! А у меня целибат почти год. Чуть не умер!

— У тебя? Вот не поверю, врешь!

— У меня. Женился я. Жена беременная была. Матушка запретила телесное общение, что бы плоду не повредить. Хорошо, хоть родила до моего отъезда. Девочку. Сильная ведьма и чародейка будет Двойной дар у нее!

— Ты расскажи хоть, как там батя, маманя, братья?

— С батей и матушкой все хорошо, батя грозен, матушка вся в волнении. Братья…как сказать… Якова убили. Поляки. Он же с Пожарским был. Попали в засаду, он князя прикрыл. Зарубили. Батя переживал сильно.

— Жалко Яшку! — вздохнул Симеон — Ты объясни мне, с чего вы с Михаилом авантюру устроили? Чего в Тихвин поперлись?

— Видение ему было, надо было у Тихвинской Одигитрии помолиться. Вот и настоял. Он в чем-то крупном, если решил, не отступится. В мелочи может отступить, а в крупном — нет. Вот я и подумал, что лучше с ним поеду, а то еще сбежит один и пропадет. Он мог бы. Да только подкараулили нас шведы. Надо было малой группой, переодевшись, на санях, как крестьяне, тихо проехать, а не конным отрядом во всей красе переться. Ловили, кстати, не его, меня. В Устюжине встретили, как хозяина, вот, кто-то донес шведам, что княжий сын едет. Они и решили, пленить и выкуп взять. Наемники, только о деньгах все мысли. Михаила за приживальщика принимали. Мы с ним так решили, чтобы его скрыть. Та вот, как бой начался, я со всей дури ударил силой. И выложился. Сознание потерял. Михаил меня увез. Целый день через лес коня в поводу тащил. Вытащил. Пришел в себя посереди леса. Где мы, куда идти, неведомо. Миша еще заболел, глотнул, разгоряченный, снега и свалился, весь в жару. Я уж думал все, пропадем, а тут ветер дымком пахнул, я на дым и потащил Мишу на своей шубе. Так к людям и вытащил. Спасли. Весть не отправил потому, что предательство подозревал, боялся. Там Аннушку свою и встретил. — Михаил вздохнул, прислушался, замер, потом быстро, шепотом приказал: — Серый, быстро встал в почтительную позу! Ты не понимаешь, что я требую!