Книга По праву крови, страница 241 – Ксения Родионова

В его словах звучала уверенность в своей правоте… На мгновение я представил это: Висгловер, объятый анархией, медленно пожираемый эфирными, без единой сильной руки, чтобы его защитить.

Но это было лишь на мгновение.

— Ваш контроль построен на наших костях, Гловер, — парировал я, чувствуя, как ярость возвращается. — И если цена порядка — быть сырьём, то такой порядок не стоит и выеденного яйца. Мы найдём другой путь.

И с этими словами я ринулся в бой, зная, что теперь мы сражаемся не только за крепость, но и за само право на будущее, отличное от мрачного пророчества генерала. Собрав последние силы в кулак в объединенном порыве, мы смогли отделить охранников друг от друга. Никакой пощады.

Последние телохранители Гловера пали, они заплатили за свою верность сполна. Пол зала был усеян телами. Один из них, молодой капитан с рваной раной на груди, ещё дышал, беззвучно шевеля губами, его взгляд устремлён в пустоту. Он уже не представлял угрозой.

Гловер остался один. Он отшвырнул сломанный эфес своего клинка и принял боевую стойку.

— Давай, выродок. Покажи, на что способна твоя сила.

Он атаковал первым. И это было искусство. Его движения, несмотря на возраст, были точны и легки. Он творил сигилы одним движением запястья. Кинетический кнут свистнул у моего виска, едва не снося голову. В тот же миг под ногами вздыбился камень, пытаясь схватить за лодыжки. Я отпрыгнул, чувствуя, как багровый сигил ожога прошелся по рукаву, прожигая ткань, кожу и мышцы.

Он использовал всё: пыль, поднятую с пола, превращал в облако режущих осколков; тени от умирающих консолей становились липкими капканами. Он бился с безжалостной эффективностью, и я понимал, что чисто в физическом противостоянии, в мастерстве сигилов, он превосходит меня.

Мия попыталась пробиться с пылью, и была отброшена разрядом такой силы, что стена за её спиной частично раскрошилась. Неприятный влажный звук сопроводил удар.

Цена промедления была слишком высока. Я перестал сдерживаться.

Других бойцов Гловер отшвырнул без малейших усилий и похоронил под обломками, даже не взглянув в их сторону.

Я выпустил источник.

Снял все покровы. Каменные плиты под его ногами стали жидкими, пытаясь поглотить его. Воздух, которым он дышал, стал густым и ядовитым. Сигилы, которые он пытался сплести, распадались, не успев родиться, поглощаемые сырым хаосом, что я извергал. Его лицо исказилось от физического напряжения, пока он боролся с миром, что обращался против него.

Это длилось мгновение, прежде чем источник проник в него. Цера лопнула, камень разлетелся. Каналы силы на его руках почернели. Гловер рухнул на колени, пытаясь отдышаться, кровь текла из его носа и ушей.

Я подошёл, чувствуя пульсирующую боль в висках и пустоту внутри, то была плата за такую мощь. Очередной кусок памяти проглочен.

— Теперь… делай, что должен, ткач, — выдохнул он, глядя на меня с ледяным презрением.

— Ты ещё послужишь символом. Может, мы повесим тебя на этой площади у тебя под окнами? Или выставим в клетке, чтобы неносители знали, что их ждёт, вздумай они пойти против нас?

Я жестом подозвал Мию. Она, хмурая, проковыляла ко мне с подавляющим ошейником, испещрённым гасящими сигилами, копией того, что был на Кироне. Гловер, скорее всего, никогда уже не сможет использовать силу, но нам нужен мощный образ, а ошеёник стал бы лучшим символом порабощения.