Книга Пекарня полная чудес, страница 23 – Анастасия Барм

– Вы ни в чем не виноваты, мадам Роуз, – прошептала я, хоть и понимала, что сейчас мои слова не найдут отклика в сердце женщины. Слишком долго она винила себя в том, что случилось с ее сыном. Она срослась с этой болью, свыклась с ней, постепенно угасая и теряя жажду жизни.

Я вдруг почувствовала легкий отклик чужой магии. Прислушалась к себе, пытаясь распознать, откуда пришло это чувство, но ощущение быстро угасло.

– Мадам Роуз, вы маг? – спросила я неуверенно, отстраняясь от женщины.

– Когда-то была, – тихо отозвалась Венда, – магом Земли, как и твоя бабушка. Хоть и довольно слабым.

Ее признание добавило мне печали. Я вспомнила умерший сад вокруг ее дома. Этот сад был отражением ее магии, а значит, и ее души. И пройти мимо этого ни я, ни мой Дар не могли. Я обязательно помогу Венде, пусть ее исцеление и не будет быстрым.

Мы еще недолго посидели в беседке, думая каждая о своем, а после направились обратно к дому мадам Роуз. У ограды я чуть задержалась, с грустью осматривая сад, а после отпустила магию и поправила петли на скрипящей калитке, чтобы она встала ровно. От этой мелочи мне стало чуть теплее внутри. Венда уже скрылась в доме, оставив дверь открытой, приглашая меня войти. В доме пахло пылью и скорбью. Тусклая лампа почти не освещала комнату, но даже этого света хватило, чтобы увидеть, насколько мадам Роуз запустила свой дом. Нет, внутри было вполне чисто, но дом был словно умершим – ни одной яркой краски, в потускневших окнах не разглядеть улицы, зеркало завешено темной тряпкой, в горшках на подоконниках и шкафах погибшие стебли цветов.

– Мадам Роуз! – чуть повысив голос, сказала я в пустоту комнаты. – Я привезла яблочный пирог!

– Проходи в столовую, дорогая, – ответ Венды донесся до меня откуда-то из-за стены, – я уже ставлю чайник.

Я прошла вглубь дома, замечая старый и явно давно не топленный камин, на котором стояли свечи и магический снимок. Остановилась, любуясь единственным ярким пятном в этой комнате. На снимке был Жамьер, одетый в бордовую форму выпускника Академии. Он снова задорно улыбался, приветственно вскинув правую руку, в которой сжимал медаль отличия лучшего студента. Жамьер излучал свет, он словно сам был этим светом, озаряя полку камина даже со снимка. Интересно, мама любила его? Или это была добрая искренняя дружба, как у нас с Мартисом? И если все же она любила его, то смогла ли она полюбить отца? От этой мысли мне стало грустно. Я всегда верила, что мои родители обрели настоящую любовь друг в друге. Я помнила, как мама весело хохотала над историями отца, как она обнимала его плечи, прижимаясь к нему, казалось, даже самой душой. Как она иногда вставала пораньше, чтобы напечь для папы его любимых южных сладостей, рецепт которых она скрывала, чтобы всегда самой баловать его этими маленькими конвертиками с медом и орехами. Помню, как мы с ней выбирались в соседнее поселение, чтобы купить ему подарок на день рождения. Тогда мама была полна предвкушения, искала для отца мастера, который мог бы изготовить лучший хлебный нож во всех Северных Землях. Она, безусловно, любила его! Я снова посмотрела на снимок Жамьера. Мне все же было искренне жаль его, этого юношу, полного жизни и огня. Каким бы он был сейчас, если бы не отправился к Пограничью? И какой была бы мадам Роуз?