Книга В лабиринтах лжи, страница 104 – Рия Миллер

– Дорогая Анна, я поздравляю тебя с этим прекрасным праздником. Желаю всего самого наилучшего и, конечно же, здоровья. Пусть эта мелодия в исполнении моей дочери наполнит тебя и твое сердце теплом.

Как мило, а если быть честной, противно. Столько фальши я никогда не слышала. Лилиана специально выбрала этот вальс, так как играла его своей дочери, насколько я помню. Он служил ей чем-то вроде колыбельной. Женщина мечтала, чтобы когда-нибудь маленькая Камилла тоже сыграла на публике любимое произведение, порадовав маму. Что ж, твоя мечта сбылась, Сойлер. Я исполню его ради тебя, ведь знаю, каково это – быть матерью и терять свое сокровище. У меня тоже когда-то оно было: семья, ребенок, сестры, родители. И власть, которая отняла все. Да, Ками, ты не шестнадцатилетняя школьница. Ты – девушка. Королева. Чудовище. Убийца. Богиня лабиринтов. Сестра бессмертия. Вот кто ты. Та, что вечно бежит от самой себя и ответственности.

Я села за музыкальный инструмент, чувствуя волнение. Краем глаза заметила на себе взгляды друзей и… Нет, только не сейчас об этом вспоминать. Отбросив все мысли, я надела маску безразличия. Вальс получался таким, каким должен: шутливым, подвижным и веселым. Я наизусть знала произведение, ведь когда-то играла его своей дочери. Надеюсь, ей нравилось, а также надеюсь, она сейчас слышала и вспоминала те времена. Мне противно от себя. Была бы Камиллой, пережила бы намного лучше данный момент. Ненавидела играть и одновременно вспоминать уютную детскую комнату в белоснежных и сиреневых тонах, где маленькая девочка в розовом платьице с голубым бантом и волнистыми черными волосами вальсировала с любимой куклой под игру матери. Малышка кружилась вокруг елки и рояля, смеялась звонким смехом. За окном светила луна, а я все играла и играла, глядя не в ноты, которые знала наизусть, а на девочку. На ту, что делала меня самой счастливой матерью в далеком прошлом; на ту, чье будущее покрылось тьмой. Ее карие глаза всегда будут для меня наказанием. Именно о ней я сейчас играла – о малышке, вальсирующей с куклой. Вскоре игрушка упала на пол, а по милому детскому личику потекли ручьем слезы, ведь мама бросила дитя, перестала играть любимую музыку. Она покинула комнату. Ушла навсегда.

«Не уходи, мамочка! Сыграй еще раз, пожалуйста».

Закончив на высокой ноте и открыв глаза, я услышала бурные аплодисменты. Я встала, поклонилась как положено, а потом вернулась обратно за стол к друзьям и имениннице. Парни подняли за меня бокалы, а подруги сыпали комплиментами.

– Спасибо за вальс, мама, – холодно поблагодарила та, что поклялась забыть обо мне и не называть больше так, но, видимо, не смогла, когда все остальные ушли танцевать, оставив нас наедине.

Влад приглашал на танец, но я отказалась. Сейчас было не до него.

– Ты видишь где-то здесь свою мать? – притворилась удивленной.

– Видела, а теперь ее уже нет. Она то появится, то снова исчезнет, как призрак, который блуждает между прошлым и настоящим.

Ее слова ранили, царапали сердце, заставив его сжаться, замедлить ритм.

– А еще подстраивает свою смерть, бежит от правды и прячется в собственных иллюзиях, а нас заставляет играть второстепенных персонажей, которые не двигают сюжет, а лишь остаются фоном.

«Не уходи, мамочка! Сыграй еще раз, пожалуйста».