Книга Мой Тёмный Амур, страница 28 – Алексей Гришин

Мне хочется снова поинтересоваться, зачем Валентин это сделал – и со мной, и с другими, – но от покинувшей меня магии становится так плохо, что я молча разворачиваюсь и ухожу. Словесную победу придется признать за Валентином. Да и все остальные победы тоже. Теперь, когда беседа завершена, я понимаю, что он вообще не ответил на мои вопросы. Я не узнала ничего полезного, кроме того, что Валентин – та еще мразь.

У выхода из зала приходится схватиться за косяк, поскольку в глазах резко темнеет, и я едва не падаю. Несколько секунд сжимаю пальцами лакированную доску, надеясь, что Валентин до сих пор поглощен разведением огня и не увидит моей слабости. Сжав зубы, я направляюсь через анфиладу комнат к выходу. Все время боюсь услышать за спиной шаги, но в доме тихо. Иногда я останавливаюсь, чтобы перевести дух.

От использования волшебной воды откат всегда куда хуже похмелья, но раньше я не пила так много и даже не представляла, насколько плохо становится от подобного количества. Ноги заплетаются, и я хватаюсь за стены, чтобы не упасть. Добравшись до центральной лестницы, я вдруг понимаю, что где-то на пути к ней потеряла шлепанцы. Зато я почти вырвалась на свободу, это главное. Телефон все еще в кармане. Сейчас подышу воздухом, вызову такси, и все будет нормально.

Лестница деревянная и гладкая. Оказалось, не только ее перила отполированы прикосновениями сотен людей, но и ступени тоже. У меня темно в глазах, и я слишком поздно замечаю, как неловко поставила босую ногу на самый край. Она соскальзывает, и я падаю с лестницы.

Сила тяжести тащит меня вниз, болью вспыхивает колено, потом спина и голова. Тело кубарем катится по ступеням, в какой-то момент сворачивается в особенно неудачную позу, и ногу раздирает острая боль. Я вскрикиваю и понимаю, что лежу ничком у подножия лестницы. Правая голень безумно, оглушительно болит. Скосив взгляд, я обнаруживаю перелом. Никогда еще не ломала себе кости. У меня попросту нет опасных увлечений, которые могут способствовать подобным травмам.

Боль такая яркая, что почти освежает. Отвлекает от мыслей о смерти. Пока у тебя что-то может так сильно болеть, ты совершенно точно жив. Сжав зубы, я пытаюсь сесть. Не выходит. Больше всего я боюсь, что на шум явится хозяин дома. От мыслей о нем меня мутит. Как я могла так сглупить? Как могла его поцеловать? Если Валентин и в самом деле с помощью заклятий не заставлял меня целоваться, значит, он прав и в глубине души я сама этого хотела. А значит, я сама заслужила все, что случилось.

Попытки встать отнимают последние силы. Откат от волшебной воды, падение с лестницы, вина и ужас от того, как сильно влипла, – все сливается внутри в уродливый ком, и я перестаю бороться. Растягиваюсь на мраморном полу и слегка передвигаю сломанную ногу так, чтобы она по всей длине соприкасалась с приятно холодной плиткой. Просто полежу, а дальше потом разберусь.

Ощущение такое, будто меня утягивает на дно болота. Глаза закрываются, и я теряю сознание.

Я прихожу в себя оттого, что на меня смотрят. На самом деле я наверняка очнулась от боли или неудобной позы, но первое, что осознанно чувствую, – тяжелый взгляд. С трудом поднимаю опухшие веки и вижу, как на нижней ступеньке лестницы стоит Валентин и, сложив руки на груди, разглядывает меня. Я со стоном пробую встать, но ничего не получается. Опять он! Сейчас я готова отказаться от планов превратить его жизнь в ад хотя бы на тринадцать дней и согласна просто умереть прямо сейчас, лишь бы никогда больше его не видеть.