Книга Нити судьбы. Дорога жизни 3, страница 108 – Эмили Ли

— Ах ты… — От возмущения она не смогла подобрать более-менее культурного слова, определяющего его. — А как пел… Логичность… цель… захочет — поделится, — перековеркала его Тэруми, понижая голос и добавляя важных, размеренных интонаций.

— Ты очень шумная, — сказал он ей, приподнимаясь, делая вид, что собрался уходить.

Тэруми дернула его за руку, заставляя снова сесть.

— Привыкай. Я с вами навсегда, — последнее слово она зловеще выделила.

Они надолго замолчали. Спустя время эльф и вовсе улегся на траву и закрыл глаза, подставляя лицо солнцу. Тэруми смотрела на место, что многие месяцы было ей домом, и точно знала, что скучать по нему не будет. И пусть здесь она в последний раз была по-настоящему счастлива, ей хотелось поскорее вырвать из своей жизни всё, что было после.

Когда Сэм ушел, пощадив её, она на какое-то время провалилась в небытие. Как сквозь густой туман, иногда доносился голос ведьмочки. Тихие мольбы вперемешку со странными словами заклинаний не давали ей вернуться в спасительную пустоту, где ничего не болело и где не умирала раз за разом душа, не в силах вынести муки расставания. Это было страшное время.

Позже, когда тело уже не так сильно горело от боли, пришло осознание холода. Ночи у реки, не согретые теплом костра, выламывали каждую косточку, заставляли беспокойно поворачиваться и сжиматься в попытках согреться. И даже объятия Лайи не помогали, ведь ведьмочке было так же холодно.

Следом пришел жар. Невыносимый. Хотелось снять с себя одежду, кожу. Сознание снова куда-то убегало, ища спасения в тишине.

Оставаться на берегу дольше было опасно, поэтому Лайя заставила её идти обратно в это проклятое место. Это была очень долгая дорога. Тэруми отчетливо помнила свои мысли в тот момент, что рождало воспаленное температурой сознание: «Ведьмы — проклятые людьми и Богами существа. Порождения тьмы. А тьме место в преисподне. Туда я и иду. По этой выжженной страданиями дороге. И это не наказание — это справедливая кара за то, что сидит внутри меня».

Следующие несколько дней навсегда останутся в памяти Тэруми самыми жалкими и позорными днями. В доме, в тепле, когда Лайя практически полностью излечила её тело, и можно было начинать жизнь сначала, жить Тэруми не хотела. Она отказывалась есть, лежала и плакала, а ещё…

Щеки даже сейчас, спустя такое количество времени, залила краска стыда, захотелось по-детски закрыть лицо руками.

А ещё она говорила. Впервые. Вслух. О своей никчемности. Дочь, которую выбросила мать. Дочь, которую ненавидел отец. Танэри, которая не смогла защитить своего данхне и которая позорно сбежала от опасности, оставив его одного. Танэри, которая предала свою страну и стала дезертиром.

Лайя всё это слышала и уговаривала её, пыталась оправдать мать, найти причины такого поведения отца, твердо говорила, что не сбежать в той ситуации они не могли… Много чего ведьмочка придумывала, жаль только, что это не помогало.

Разум к Тэруми вернулся внезапно. Просто однажды она проснулась прежней. Она больше никогда не возвращалась к тем жалким темам, что терзали иногда её душу. Она стала просто жить. Есть. Спать. Лежать. Думать. Метать оружие в стену. Пустые, ничего не значащие дни.

И в один из таких дней она впервые за всё время осознала, насколько темной стала кожа Лайи от постоянных тренировок черной магии, насколько темной стала радужка глаз, насколько злым и упорным взгляд… Тьма поглощала душу её ведьмочки. Наверное, именно этого и боялся Фенрис, когда просил не дать Лайе уйти во тьму. Тэруми пришлось вернуться к жизни, чтобы смогла жить её ведьмочка.