Книга Плач смерти, страница 42 – Рина Харос

Встав с трона, я крепче обхватила кинжал в ладони и медленно сошла со ступеней, с каждым ударом каблуков приближаясь к некогда могущественному кентавру. Поравнявшись с ним, посмотрела в глаза Пронксу и провела острием кинжала по своему запястью. Алые брызги крови хлынули на темное платье.

– Пей.

Я протянула истерзанное запястье к кентавру. Тот испуганно отшатнулся и замотал головой.

– Пей, – тени, почувствовав запах моей крови, зашипели. Они выжидали, когда я закончу, чтобы начать пир. Пронкс, увидев моих ручных псов, схватился за запястье своими продолговатыми руками и, припав ртом к ране, жадно начал глотать.

– Запомни, Пронкс: я решаю, что правильно, а что – нет, – свободной рукой я всадила клинок в клеймо души, пронзив некогда живое сердце, – хочу, чтобы твои страдания длились вечность, хотя и этого мало. Моя кровь – твое проклятие.

Вырвав клинок, я обтерла его о край платья. Тени начали извиваться и пытаться припасть к крови, пытаясь ухватить хоть капли. Я позволила им это сделать, наблюдая за тем, как душа распадается на мелкие осколки, а сам Пронкс заходится нечеловеческим криком.

Я кинула беглый взгляд на окровавленные руки.

– Можешь выходить, хватит скрываться, как последняя трусиха. Ты знаешь, что я не терплю подобного, – скривившись, воткнула кинжал в тени, клубившиеся рядом, и позволила им насытиться остатками крови, стекавшей с острия.

В это же мгновение из-за массивной колонны вышла Се́нсия, облаченная в белоснежное платье, от которого исходило едва заметное серебристое свечение. Золотистые волосы были собраны в аккуратную тугую косу, оголяя длинную бледную шею. Руки сестры были скреплены в замок, каждый шаг сопровождался глухим эхом, на лице играла лукавая улыбка. Рысь ради пищи готова стать ручной, равно как и сестра, которой нужно выкроить время для обездоленной души, что не должна находиться среди живых.

Остановившись в метре от меня, Се́нсия протянула руки. Я бегло пробежалась взглядом по телу и лицу, убедившись, что у нее нет новых шрамов и разломов в душе, и прошла мимо, не желая прикасаться. Я любила ее, как Смерть любит Жизнь, как порочность любит невинность, но не могла дотронуться, боясь причинить вред. Вся моя сущность – отрава, яд, мор, от которых нет лекарства. Не надо было смотреть на сестру, чтобы понять, что она разочарована, подавлена, отвергнута. Возможно, эти объятия Се́нсии необходимы, но я не могла ей дать этого. Последний подарок отца – воля, которая таила в себе запретное: Жизнь и Смерть, воссозданные из единой плоти и скрепленные кровными узами, не могут коснуться друг друга.

– Сестра, – дрогнувший голос за спиной заставил остановиться. Я встала как вкопанная в ожидании дальнейших слов. Но тишина, повисшая между нами, была ощутима, осязаема, казалось – протяни руку, и она поглотит без остатка. – Я пришла просить тебя. Вновь.

– Нет, – отрезала я и пошла дальше, стуча каблуками по ступеням, ведущим к трону.

– Прошу, пожалуйста, выслушай меня.

– Я сказала – нет! – вскинув руку, я направила на сестру отравляющую все живое магию, которая обвилась вокруг ее рта, лишая возможности говорить. В глазах Се́нсии таились страх и мольба. Я же не находила себе места. – Неужели ты еще не наигралась? Неужели не всю душу растеряла в погоне за счастьем? Сколько еще шансов надо дать, чтобы поняла, что ты – враг самой себе? Ты уничтожаешь себя по крупицам, отдаляясь от меня. – Последние слова я прошипела, со злостью всматриваясь в лицо сестры.