Книга Самая высшая власть, страница 54 – Анюта Соколова

– Я вообще использую визор только для работы, – Алан дёргает себя за косу. – Слушай, а друзья у Алонио были? Приятели, с которыми он мог посидеть, выпить грофа, вспомнить молодость.

– Ты не шутишь, – усмехается Ник, – ты издеваешься. У Алонио не было свободного времени, не было друзей, и гроф он, кстати, терпеть не мог. Называл демонским варевом и опиумом для слабаков.

– Да? – лицо Алана вытягивается. – Кажется, я внезапно полюбил гроф. Не хочу ни в чём походить на твоего Алонио!

– Он не мой, – Ник ковыряет песок носком ботинка. – Был период, когда я им восхищался и верил ему безоговорочно как своему наставнику. Только это прошло задолго до Милеи. Не думай, что моё к нему отношение – это обида брошенного жениха. Хотя, честно признаюсь, я ревновал. Ещё один грех на душе.

– Ревность не грех, – хмуро замечает Алан. – Если ты, конечно, не запустишь в удачливого соперника пульсаром.

Он начинает перекидывать с ладони на ладонь сгусток плазмы. Небольшой – дэрга не обожжёшь.

– Сообщник не мог быть случайным человеком. Алонио должен был его хорошо знать, знать о ненависти к природникам.

– Не обязательно, – вмешиваюсь я. – Предположим, этот патер просто подыгрывал понтифику. Разыгрывал возмущение, чтобы подобраться поближе. Ник, Алонио мог в личных разговорах прощупывать настроение собеседника?

– Он и так всегда это делал, чтобы убедиться, насколько патер благонравен или склонен к ереси. А почему, – лёгкая заминка, – ты считаешь, что сообщник притворялся?

– Потому что, как я уже говорила, он не потащил в Аури брата Люсена. А без следа природной магии вся их провокация – пшик.

– Я не понимаю вот чего, – Алан убирает пульсар. – Чем сообщнику помешала Милея? Слабенькая бытовичка, она вряд ли была посвящена в планы Алонио.

– Она знала сообщника в лицо, – предполагаю я. – Первый же допрос – и пожалуйста, держите подозреваемого.

– Какой же должна быть ненависть, чтобы с такой лёгкостью убивать невиновных? – Ник осеняет себя знаком Всевышнего. – Мия, брат Люсен, Керин – и всё это только ради того, чтобы отомстить? Не просто убить – методично резать спящего человека, смотреть, как тот истекает кровью?

– А если Алонио совершил нечто такое, что наш патер тоже истекал кровью – в переносном смысле? – задумывается Алан. – Испытал невыносимую боль, потерял кого-то очень дорогого? И, убивая понтифика, несчастный искренне считал, что наказывает за то преступление. Иначе Всевышний не пропустил бы в храм этих двоих. Алонио верил, что спасает Кериз от тварей Бездны, его сообщник был убеждён, что восстанавливает справедливость.

– Какая это, к демонам, справедливость? – возражаю я. – Убийца не остался в храме рядом с телом Алонио, чтобы сдаться правосудию. Он убил Милею и собирался убрать свидетелей, заботясь о личной безопасности. Значит, он хотел уйти от ответственности и ничем не лучше обыкновенного преступника.

– Я согласен с Лин, – с жаром поддерживает меня Ник. – Всевышний велит прощать, потому что месть разрушает душу. В изъеденной злобой душе легко зацепиться демонам, и человек перестаёт отличать плохое от хорошего. То, что тебе сделали больно, не означает, что ты можешь делать больно кому-то ещё. Мия никому в жизни не причинила зла… кроме меня. Но я её простил.

– Ты же патер, тебе положено быть великодушным и всепрощающим, – Алан вздыхает. – Я на свою невесту злился гораздо дольше. Мы встречались все девять лет университета, она пообещала ждать меня с боевой практики. Не прошло и года, как я получил визозапись: извини, дорогой, наша помолвка была ошибкой, я выхожу замуж и переселяюсь в Закр. Прости, не ищи, удачи тебе в истреблении угров.