Онлайн книга «В объятиях Шамбалы»
|
— Из травы делаются. Но добавки навоза точно присутствуют. Вот только для чего его туда добавляют? Для адаптации к условиям деревни, что ли? Тогда бы лучше назвали эти сигареты не «Прима», а «Деревенские» или «Колхозные». Справедливее было бы. — Вы, Сергей Анатольевич, ничего не понимаете в ароматах. Ароматы или амбрэ… — Чего-чего? — Амбрэ. — А-а… — Ароматы ольфакторным путем способны воздействовать на некоторые структуры мозга, прежде всего на амигдалогиппокампальный комплекс, вызывая ассоциации, приятные для человека. Ради этих ассоциаций, воспринимаемых лишь подсознательно, и курит человек, — заявил Юсупов. — Извините, Рафаэль Гаязович, какие ассоциации может вызвать аромат или, как его… — Амбрэ. — Амбрэ, исходящее от колхозника, выкурившего заплеванный бычок сигареты «Прима»? — Ассоциации могут быть внешними и внутренними… — Ассоциация здесь одна — навоз, — отрезал Селиверстов. — Не все так однозначно! — У современных женщин, особенно у этаких фифочек, которые с жиру бесятся, в моду вошли страшно дорогие духи с запахом прелого сена. Я с одной такой фифой дружил… Но как она помазалась такими духами, то сразу ассоциация возникла… — Какая? — С навозом! — утвердительно сказал Селиверстов. — Да еще и кладовкой подпахивало. — Кладовкой? — Да. Вы нюхали, Рафаэль Гаязович, кладовку? — Ну, нюхал. — Чем она пахнет? — Кладовкой. — Кладовка, — Селиверстов поднял указательный палец, — пахнет старостью. Эти зажравшиеся дамы до такой степени дури дошли, что стали запах старухи модным считать… да еще и вперемешку с запахом навоза. А ведь молодая та фифа была, очень молодая! А как кладовкой запахла… вперемешку… — Ты ушел? — Ушел. — Кстати, — заметил Юсупов, — мужчины курят из-за женщин. — А это почему? — Когда некурящий мужчина сидит рядом с курящей женщиной, то он себя импотентом чувствует. Как только мужчина закуривает, то это чувство проходит. — Вы это по себе знаете, что ли, Рафаэль Гаязович? — Ну… ароматы сигареты, воспринимаемые подкоркой, возбуждают многие центры, в том числе и… Кроме того, притупляется неприятное восприятие курящей женщины, от которой пахнет… — Навозом, что ли? — Женщины дешевые бычки не курят! — Втихаря покуривают… Наступило минутное молчание. Чувствовалось, что друзья исчерпали эту тему. А высоко над нами в небе сверкала пирамида священного Кайласа, которую тибетцы называли Башней Шамбалы. — Давайте еще по одной засосем! — раздался голос Селиверстова — Закурим, имеете в виду? — переспросил Юсупов. — Да. — Только вы, Сергей Анатольевич, дым выдувайте, пожалуйста, изящнее! — Здесь разреженный воздух! — Ну и что? — Дуть сильнее приходится. В Уфе буду слабее дуть, там воздуха много. Священная Башня Я продолжал смотреть на священный Кайлас. Я чувствовал, что мое подсознание при виде этой самой священной (я не побоюсь этого слова!) пирамиды сильно радуется — ведь именно оно привело меня сюда. Но оно, мое подсознание, раз за разом подсказывало мне, что эта гигантская пирамида была построена не для нас — земных телесных людей — она была построена для… для… О, как многого я не знал тогда! Я даже и представить не мог, что вскоре в моем лексиконе появится термин «Новый Человек». Я лежал и думал о том, что эту гигантскую пирамиду, построила, наверное, Шамбала-многоликое сообщество Лучших из Лучших, которое живет по истинным божьим законам и которое, к тому же, опекает все остальные формы земной жизни, в том числе и нашу, являясь стержнем жизни на Земле. Им для чего-то и была нужна эта… Башня Шамбалы. Я присмотрелся к вершине Кайласа и вспомнил, что «старший человек» пещеры Харати говорил, что там, на вершине, находится третий вход в подземелья Кайласа, и что никто не имеет права взойти на его вершину, потому что там могут пребывать только Боги. Я вспомнил слова ламы Кетсуна Зангпо о том, что на вершине Кайласа есть площадка. Тогда я еще не предполагал, что вскоре нам удастся логическим путем рассчитать размеры и форму этой площадки и что этот расчет поведет нас в новые экспедиции по миру по следам «корабля древних». Я вспомнил двух тибетцев, которые стояли на холме и смотрели на запад, в сторону Кайласа, пытаясь уловить свечение, исходящее от священной горы. Затем всплыли лица немецких паломников, видевших таинственное свечение, исходящее от Кайласа, а также вспомнилась история о загадочных глазах в небе, которые видел Сергей Анатольевич Селиверстов. — Легендарный камень Шантамани! — прошептал я. — Внутри пирамиды Малого Кайласа он находится! Но никто из людей не может достичь его, никто не сможет овладеть им и стать Владыкой Мира! Я пристально вглядывался в четкую пирамидку Малого Кайласа. Она была белая и как бы светилась на фоне неба. Мне показалось, что камень Шантамани наблюдает за нами. Я вспомнил монаха из монастыря Чу-Гомпа и его рассказ о Добром Боге Тиуку Точе, который вернулся и сейчас живет на священном Кайласе, определяя наступление «хороших времен». А также я вспомнил из его рассказа, что возвращение Бога Тиуку Точе сопровождалось сильным свечением камня Шантамани. Необъяснимое Я смотрел и смотрел на Башню Шамбалы. Завороженно смотрел… Я уже понимал, что мир значительно сложнее, чем мы думаем. Но меня удивляло то, что люди, почему-то, считают мир, в котором мы живем, простым и понятным. Они, люди, не думают о параллельных мирах, не думают о Шамбале, не думают о подземном мире и многом другом, а относятся к среде своего обитания примерно так же, как домашняя кошка считает всем миром квартиру, в которой она живет, ощущая себя при этом полновластной хозяйкой, слугами которой являются большие двуногие существа, называемые людьми, призванные кормить хозяйку — кошку, стоит только ей погромче мяукнуть. Люди почему-то считают, что могут все объяснить, поскольку они знают все, и в этом угаре всезнайства, они доходят до такого абсурда, как археологическое объяснение строительства пирамид «бесколесным» рабовладельческим обществом полудиких людей. Люди даже ставят идиотские эксперименты по «пирамидостроительству» полудиким способом, или выдают какой-нибудь пресловутый черепок за мировое открытие, лишь бы можно было объяснить все «по-чело», «научно», в пределах существующего уровня знаний, чтобы никогда не признаться в том, что в мире существует еще и необъяснимое… пока необъяснимое, и что это необъяснимое надо воспринимать как существующую реальность, самую натуральную объективную реальность, а не фантазию. Люди до такой степени влюблены в себя и до такой степени пропитаны грехом «считать себя Богом», что не могут воспринимать того, что в мире в реалиях существует необъяснимое, и существует только на том основании, что человек — не Бог, а всего лишь продукт божьего замысла. Но, наверное, так хочется считать себя… пусть не Богом, но хотя бы всезнайкой! |