Книга Арин, страница 2 – Анюта Соколова

Положение дочери богатейшего земледельца не избавляет от участи всех хуторянок: подъём с первыми петухами, кухня, хлопоты по дому и обязательное участие во всех работах, что идут на полях, в саду и огороде. Белоручкой и неженкой не вырастешь. Да и к богатству своему относишься без спесивого носозадирательства. До определённого возраста я и вовсе не придавала ему значения. Вот когда во всём Скируэне ко мне не посватался только ленивый, в полной мере осознала тяжесть отцовского наследства. Последнего из таких женишков я полгода назад собственноручно спустила с крыльца, на прощание веником выбив из него пыль (и дурь, надеюсь!). Ишь, нашли лёгкий способ преуспеть, не прилагая усилий! Будто я не знаю истинной причины их скоропостижно возникших чувств! Причины, увы, единственной – потому что другой просто быть не может.

Во всех легендах дочь лорда (главы рода, старейшины клана, разбогатевшего торговца – смотри по тексту), кроме обладания половиной королевства, ещё и прекрасна, словно волшебный сон. Жизнь не похожа на сказочные предания. Я некрасива. И лёгкость, с которой говорю об этом сейчас, вовсе не означает, что когда-то не восставала против этой суровой истины всем нежным девичьим сердцем, охочим до преклонения, любви и ухаживаний. Потом поняла: или я смирюсь с действительностью, или продолжу сама отравлять себе жизнь. «Не родись красивой, а родись счастливой», – частенько повторяла Нéда, моя дорогая няня, пытаясь меня утешить. Неда была стара и обладала мудростью, свойственной её возрасту, но вначале, после каждого сватавшегося ко мне бездельника, рассматривающего меня в качестве досадного обременения своего обеспеченного будущего, я втайне часами ревела в подушку и старательно обходила зеркала́. Вот только люди – существа выносливые. Пережив разочарование, мне удалось обрести душевное равновесие. Теперь, когда я здороваюсь со своим отражением, вижу смуглую невысокую женщину, с волосами цвета прошлогодних листьев и насмешливым взглядом серо-голубых глаз. Она спокойна и уверена в себе. И пусть всё, чему полагается быть округлым, угловато, а остальное, наоборот, чересчур широко, пусть нос далёк от утончённой формы, щёки впалы, а подбородок заострён, – это не мешает ей быть довольной своей жизнью. Я больше не боюсь глядеть в зеркало. Оно уже не преподнесёт мне сюрпризов.

Но отец – всегда отец. Он не верит, что его дочь удовольствуется участью старой девы. Ему позарез необходимо устроить её семейное счастье и лицезреть полчища орущих и ползающих внучат. Ради этого он готов на всё. Даже отпустить дочь в период сбора урожая на ежегодную ярмарку в Ские, куда съедется весь окрестный люд и множество народу издалека. Вдруг среди прихорошившихся ради такого случая парней окажется некто, с кем строптивая дурнушка согласится связать свою унылую одинокую жизнь?!

Конечно, отец не сказал это прямо. Просто предложил «развлечься». Но я-то понимаю, что в разгар страды, когда наши работники, Ни́ре и Ки́ни, едва справляются, а во всём Скируэне днём с огнём не найдёшь незанятого человека и все торопятся закончить работы до первых заморозков, предлагать мне провести недельку-другую в Ские можно только из жалости за несложившуюся судьбу дочери.

Больше всего на свете ненавижу, когда меня начинают жалеть. Я вспыхнула, словно сухая солома, и немедленно высказала отцу всё, что думаю о замужестве, ярмарках, девицах, бегающих в поисках мужей, и тех, кто полагает, будто меня хоть сколечко интересует подобное. Если бы отец на этом и остановился! Но нет, ему нужно было сделать вид, что он вовсе не подразумевал ничего подобного!