Книга Арин, страница 34 – Анюта Соколова

– Что я тебе говорил? – вставил он. – Клепал свои вирши – и сочинял бы их дальше! Вошёл бы в историю как первый лорд-литератор. Истины ему захотелось, поэт доморощенный! Правды для Авендума. Сказал тебе – молчи. Узнают итлунги – придушат во сне. Прослышат люди – будет вселенская резня. Нет, честный ты наш… стихоплёт влюблённый!

Слова его звучали горько, но, вопреки смыслу, не злобно. Может, потому Орри не бросился на него с кулаками, а лишь опустил голову и тяжело вздохнул.

– Охами да ахами дело не поправишь, – я постаралась, чтобы мой голос не звучал слишком колко. – Выкладывай дальше, повелитель наш будущий.

– Да чего рассказывать? – горестно протянул Орри. – Отец взял с меня слово, что я никому ничего не скажу. Даже Дило́не, – тут он заалел пуще прежнего. – Это моя невеста, дочь Регнéда, лорда Зорнéса. Святая Нáйна! Она до сих пор не знает, что со мной, где я, жив ли…

– Не уклоняйся от темы, – пробурчал Рэй. – Не помрёт за пять дней твоя Дилона. Крепче любить будет.

– Что ты понимаешь! – жарко возразил итлунг. – Тоже мне, знаток!

– Не отвлекайся! – рявкнула я. – Итак, ты всё сгоряча выложил папочке. Но в Мерден тебя доставила не армия Дирина. Каким образом здесь замешаны Керт и Алькрен? Каковы их цели?

– Альк – старший сын лорда Но́рла, – неохотно сознался Орри. – Если я исчезну, корона лордов перейдёт к нему. Он и прежде был горазд на разные пакости, но – мелкие. Утром он вызвал меня в Орловáи запиской, якобы желая сообщить мне нечто интересное, и я как последний дурак попался на этот нехитрый приём. Разумеется, вместо одного Алькрена меня ждала дюжина малознакомых мне личностей, скрутившая по рукам и ногам быстрее, чем я успел сообразить, что происходит. О том, что он каким-то образом сошёлся с Кертом, я услышал от тебя первой. Как и то, что именно Керт решился тайно убрать меня. И я просто не понимаю, как он мог пронюхать о Свитке, разве что отец по каким-то причинам рассказал ему сам!

– Керт, – проворчала я. – Керт. Кто он такой, леший его побери?!

– Он личность тёмная, – пожал плечами сын Дирина, – родом вроде из Инáгри. Одно время был в чести у отца, затем они рассорились. В Эрлинге его побаиваются и втайне ненавидят. Поговаривают, что ему нет равных в магии, но дел с ним предпочитают не иметь. Ещё ходит слух, будто именно он возглавляет Братство Возрождённых.

– Это что ещё за чудики?

– Чудики? – усмехнулся Рэй. – Члены Братства убеждены, что итлунги слишком низко пали. Мол, пришла пора напомнить людям, кто главный в Авендуме, а итлунгам – что именно они, Хозяева мира, принесли нам магию. И главное, плевать они хотели на Договор. Мол, что это за Соглашение, по которому больше половины Авендума закрыто не то что для людишек, но и для самих итлунгов!

Я задумалась. Перед глазами всплыла карта мира – та, что висела в классной комнате школы Ские, огромная, глянцевая, с загнувшимся нижним краем. Авендум на ней напоминал дерево с тонкими ветвями на бескрайнем зелёном поле. Ветвями были человеческие и итлунгские поселения, тянущиеся вдоль дорог и рек. Зелёным обозначался Лес, где селиться и людям, и итлунгам запрещал Договор. Его текст вбивают в головы в первые дни обучения во всех школах Авендума. Договор заключили Лиэйраль и старейшины первых переселенцев. Вновь прибывшие в мир бесконечного Леса обязались ограничить свои владения берегами рек, озёр, лугами, опушками и прочими, не занятыми Лесом местами. Лес оставался неприкосновенным. Вырубать дозволялось лишь небольшую часть деревьев вблизи поселений. Договор был подписан – два свитка, на человеческом и итлунгском языках – и неукоснительно соблюдался всю тысячу лет с момента Переселения. Он сохранил Лес – Мерден и Рогáл, Синкéль и Лессанг, Нáртог и Толкéу. Насколько мне было известно, ни люди, ни итлунги обижены не были. Ме́ста хватает всем, даже с избытком. В Скируэне, например, свободной земли полным-полно. Лес же открыт для всех, в него может войти (правильнее сказать, вступить) любой. В нём торжество и тайна, в нём кончаются привычные нам деревья, растения и травы и начинается истинный Авендум – такой, каким он был до нашего прихода. Там свои порядки и свои имена, лишь некоторые из них известны людям. Бродя по Мердену, я понимала, что мы ничтожно мало знаем о мире, в который попали, – может, потому, что не хотим знать? Мы так заняты своими заботами, урожаем, ремёслами, любовью, ненавистью, войнами, политикой, интригами, что нам просто не до Леса. Он рядом – и бесконечно далеко. Пять или шесть книг, десятка два учёных – вот и всё наше знание о нём. Для большинства Ле́са вроде и не существует. Мир кончается полоской пограничной земли, за которой нет ничего.