Книга Башня Вемовея. Душеспасательница, страница 148 – Анна Невер

Эта подвеска вряд ли когда-нибудь будет раздавлена. Тревожить такого занятого парня, как Рич, она точно не станет. А Регину Устюкину она как-нибудь встретит на узкой дорожке. И тогда эта коза плешивая точно волос не досчитается.

– Знаешь, что, а давай у родителей ты меня покатаешь? Помнишь, как мы с тобой в озерцо как-то наше свалились? Вот смеху-то было. И давно я твою шерсть не расчесывала. Помнится, мне это очень нравилось.

– Ладно, – брат оттаял, улыбнулся.

Полина смотрела в его добрые черные глаза и вспоминала другие, тоже черные, напрочь лишенные наивности.

Эти дни она постоянно думает о Вемовее. О Единый, как же ей его не хватает. Стоило закрыть глаза, и она видела парня перед собой в россыпи картинок из памяти. Вот он застыл, подобно истукану, задумчиво и хмуро смотрит вдаль, а ветер путает его волосы. Вот быстро наматывает на кулаки кожаные драконьи вожжи, перед тем как взмыть в небо. Или когда Вем с забавной педантичностью достает из футляра серебряные вилку и нож и раскладывает их по бокам тарелки. Как брезгливо кривится, почуяв запах табачного дыма. Меж его длинных аристократичных пальцев вьется фиолетовая ленточка вэи, которая в один миг превращается в сияющий фиолетовый цветок – для нее. И самое редкое воспоминание, и тем дорогое – он смеется, запрокидывая голову, легко и заразительно.

К ночи же воспоминания меняются. И вот уже Вем притягивает ее к себе, вплетая обе пятерни в ее локоны. В густом мраке его глаз маяком горит желание, и Полина завороженно подается вперед, в центр бури обоюдных чувств. Его поцелуи обжигают, руки бесстыдно ставят печати принадлежности, а сильное сердце бьется под ее ладонью. Полина сдается на милость собственника.

Повинуясь глупому наитию, она сбрасывает заслон и конечно же не чувствует Вемовея. Полная тишина.

Он слишком далеко…

Пару дней назад

Заломин смотрел в окно на угасающий день и раздумывал, кто из его подчиненных лучше всего подойдет на роль «звонарей», а именно сплетников, не держащих язык за зубами.

Все началось с того, что вчера он выслушал старого плута Иннокентия Виницкого, который «выудил еще больше сведений из лишака о весьма любопытном Якорь-Луне» и теперь сам рассчитывал дождаться, когда «поразительно сильный артефактус» появится в стенах училища, чтобы изучить оный от и до.

Смешно. Столько лет старику, а в сказки верит.

И конечно, узнав, что за «сокровищем» якобы охотится соперник из Шуи, Виницкий прибежал к нему в кабинет и принес на хвосте план. В долгом споре с профессором по вэйплетениям Глеб Онуфриевич все же признал, что в предложенном плане есть доля здравого смысла. Коли шпион существует, он выкажет себя, а если нет: у него будет весомое доказательство того, что лишак врет, и его ведомство всегда работало без промахов. Заломин представил, как заходит к Захару Луневу с отчетом, и мысленная картинка ему понравилась.

Сначала прилюдно обличит во лжи лишака, а потом, гляди, и потеряет этот мутный тип расположение ректора. И тогда Глеб с удовольствием сдаст зарвавшегося юнца чтецам ССВ, пусть они разбираются с его неизвестно откуда взявшимся блоком в башке.

Эта неприкосновенность Ранева с подачи Евдокии Плетняк особенно раздражала вэйностражца. Не дуть, не плевать, не пугать и вообще не приближаться, дракон его дери. Они не видят, что эта бездарная вошь уже влияет на работу их вотчины. По милости лишака, например, лучшие накладчики несколько седмиц плели добавочный контур в защите секретки. А также его люди впустую перелопатили подноготные профессоров, заступивших на службу в тридцатом году. Да еще Захар пока вскользь, но заикнулся о возможной доскональной проверке всех поступивших в то время. Занятие хлопотное и бессмысленное при условии, что никакого шуйского шпиона в стенах училища в помине нет. Сдается ему, что кому-то просто важно перенаправить внимание отдела безопасности, или проще – отвлечь. И вот вопросы: от чего и кому это надо?