Книга Воля владыки. В твоем сердце, страница 16 – Рия Радовская

— Я тоже пойду, — сказал Ладуш, поднимаясь. — Или есть что-то еще?

— Пока нет. Лалия, — Асир вздохнул и оперся на стол. — Я хочу знать все о новых анхах. Цели, страхи, мечты. Связи. Особенно связи с этими малолетними недоумками и конкретно с Баширом. Они долго тащились вместе по пустыне, возможно, встречались и раньше.

— Я поняла. Но уже говорила, кое-кто заслуживает твоего личного внимания.

— Помню. Разберусь. И объясни Лин что к чему. Вместе справитесь быстрее.

— Конечно, — Лалия неторопливо встала. Лин бодро кивнула и вскочила. Асир уже не смотрел, как за ними закроется дверь. Надо было смыть с себя песок и успокоиться. Все остальное — потом.

Новенькая Мирель оказалась отъявленной болтушкой. Другие, кроме молчаливой Ирис и не слишком разговорчивой Зары, тоже были не против потрещать, но, оказывается, традиционное омовение сближает не только анх с кродахами, но и посетивших его анх между собой, и Мирель очень охотно секретничала с Сальмой, Хессой, Лин и даже Лалией. И наводящие вопросы не приходилось задавать! Только запоминать, что наболтала.

Правда, профессиональные навыки Лин все равно требовали подтверждения информации. Официальный допрос свидетелей и тем более очную ставку в серале не устроишь, но слово там, слово здесь…

Очень помогало, что и Асиру, и гостям вдруг резко стало не до анх. Ясно, что надолго такое пренебрежение не затянется, но вот уже второй день владыки были заняты чем-то другим. Может, спорами о талетине, который, слава предкам, все-таки не отравил Им-Рок, хотя бури внутри столицы бушевали чудовищные, а дальние предместья оказались почти полностью погребены в песках. Успевшие сбежать в город от талетина жители ближайших поселков и предместий пока обосновались в старых казармах, частью — в старой тюрьме, и даже так и не снесенные трущобы снова оказались заселены под завязку.

А может, Ладуш все-таки придумал для них какие-то развлечения, или Саад завладел вниманием? Как бы то ни было, несчастные позабытые-позаброшенные «цыпочки», к тому же запертые в стенах сераля — даже в сад, куда почти не долетал песок, выходить опасались, — только в бесконечных разговорах и находили отдушину.

Началось все, правда, не с разговоров или расспросов, а с ожидаемого скандала и, как и предрекала Лин Асиру, всеобщей истерики. Метка «трущобной выскочки» затмила и традиционное омовение, и роскошный букет, который из комнаты Сальмы пах на весь общий зал, и даже небывало грозный талетин. Оскорблять Лин в открытую теперь опасалась даже истеричка Гания, зато шипела она, кажется, не переставая. До тех самых пор, пока Лалия не бросила лениво, словно случайно оказавшись с ней рядом:

— Думаешь, ты лучше владыки знаешь, кого он должен хотеть? Сказать ему, чтобы непременно посоветовался с тобой в следующий раз?

Гания замолчала, только теперь опасливо косилась на Лалию, будто ждала, что той и правда взбредет в голову поделиться с владыкой ее недовольством, и все может закончиться весьма плачевно.

Лалия вообще очень помогала, одним своим присутствием. Иногда даже незримым. Потому что реагировала на появление второй митхуны совсем не так, как наверняка ждали, а может быть, и надеялись жаждущие раздоров и склок анхи. Наоборот, метка владыки на шее в глазах остальных будто сблизила прежнюю митхуну и новую. Для Лин же в ее отношениях с Лалией почти ничего не изменилось. Разве что пересекаться в серале, и в общем зале, и в саду, и в купальнях они стали чаще. Этого требовало задание Асира и затеянная ими «игра на выживание», как с усмешкой обозвала ее Лалия. Только ничего веселого ни в ее словах, ни в хищном прищуре, с которым Лалия иногда посматривала на новеньких, не было. Она всерьез полагала, что от этих анх можно ждать чего угодно, и собиралась действовать на опережение.